Когда император-цезарь Лев Испанский
– но пока не Величайший – сопровождаемый своею палатинской гвардией
и нескончаемой овацией сенаторов, покинет зал, станет ясно, почему
Нигидий Петрин, старейший из них, не голосовал ни за, ни против
нового закона.
Оказалось, он сидит на своём месте,
как всегда сидел, но теперь не дышит. Мирно и достойно отошёл к
богам во время заседания Сената. Когда именно, в точности
неизвестно, но явно до голосования. Это опечалило его коллег, и
кое-кто из них начнёт шептаться о дурном предзнаменовании. Но
шептаться будут после, а пока, узнав о кончине уважаемого всеми
бывшего принцепса, тут же учредили специальную сенатскую комиссию
по организации его похорон, во главе с принцепсом действующим.
Медея Тамина всё же опасалась, что
кто-то из почтенного собрания, немного протрезвев от сих
необычайных происшествий, обратится в Курию с жалобой на только что
одобренный закон. И придётся вновь увещевать понтифика, давать
новые обещания, а потом, конечно, выполнять их. Но никто, на
удивление, жалобу в Курию подавать не стал. И десять дней спустя,
согласно заведённой процедуре, конституционный закон утвердил
император.
Так заново объединённая Испания
вернулась на карту Империи, Европы и всей Ойкумены.
***
В тот же день, ближе к вечеру,
счастливо нашлась София Юстина. Она с такой же быстротой и
внезапностью вернулась из Германии, как рано утром туда улетела.
Натянутые, если не сказать, напряжённые отношения между молодым
императором и навязанным ему первым министром не составляли секрет
для Медеи Тамины. Лев Фортунат был горячим поклонником Корнелия
Марцеллина, его великих реформ и его политического гения. Внезапная
отставка Корнелия и возвращение к власти Софии стали обидным
сюрпризом для Льва.
Интрига прояснилась поздним вечером,
когда архонты Илифии и Испании прибыли на ужин к первому министру.
Ужин назывался деловым, но София принимала их по-семейному, вместе
с князем Димитрием Адрином, старшим братом правителя Испании,
министром охраны здоровья в новом правительстве Софии и по
совместительству – её мужем (вторым, первый трагически погиб в
авиакатастрофе). Димитрий Софию любил, и её сын Павел, младший из
трёх, рождённый от другого мужчины, был им усыновлён.
А Платон, средний сын Софии, ровесник
Льва Фортуната, входил в ближний круг цезаря. С матерью Платон
конфликтовал, поэтому доверие Льва ему было обеспечено. Все знали,
конечно, что глаза и уши у Софии есть повсюду, но никто не думал,
что они следят даже за её родными детьми. По крайней мере, Лев не
думал точно. Идея нанести внезапный императорский визит в Сенат
принадлежала Платону Юстину, который, в свою очередь, дружил с
Элием Адрином, сыном князя Луция. «Ты ещё не царствуешь, – сказал
Платон Льву, – а уже можешь войти в историю как император,
объединивший всю Испанию». Лев Фортунат охотно согласился.