- Енот! – Семерка оказалась рядом с
ним. – Прикрываем Змея, и уходим сами. Ждать нечего, поезд почти
остановился. Никто на помощь не придет.
- Хорошо, – он выстрелил несколько
раз подряд, снимая ближайших степняков. – Иди за ним, я пока
останусь здесь. В грузовой вагон они вряд ли сразу сунутся.
Пассажиры дороже.
Женщина кивнула, быстро толкнула Змея
в сторону выхода и прыгнула следом. Енот задержался, бросив взгляд
в сторону сплюнувшего кондуктора и не слушая крики остающихся
людей. Сунувшимся – пустил под ноги короткую очередь. И ушел сам,
стараясь не оглядываться.
Бирюк уже почти подготовил киберов к
скачке. Что хорошо в механических лошадях, так это отсутствие
страха перед стрельбой и шумом. Стоят себе, спокойно ждут своего
часа, никуда не удирают. Змей стрелял в дальнем конце, уже
успокоившись и тщательно прицеливаясь. Семерка навьючила один из
своих саквояжей и винтовку в чехле, подскочила к воротцам, через
которые заводили коней внутрь.
- Самое главное… - крикнул Бирюк. –
Чтобы нас не сняли сразу, когда удирать начнем. Выходить будем
парами, с разницей в пять секунд. Всем все ясно?
Ответа он и не ждал, торопливо
приматывая повод пятого кибера к собственному седлу. В это время из
брошенного вагона до них донесся крик. Кричала та самая
девчонка.
- Твою мать… - сплюнул Бирюк, заметив
вытягивающееся лицо Енота. – Вот этого только нам и не хватало!
Енот, не посмотрев на него, вскочил
на площадку, наплевав на стрельбу. Замер, прислушиваясь, стараясь
уловить звуки через стрельбу и ор вокруг. Да, он не ошибся, именно
детский голос звал на помощь. И еще к нему присоединились кто-то,
хохочущий басом, и второй, что-то гнусаво приговаривающий через
хорошо слышимый плач. Треск разрываемой ткани, приметного
голубенького ситцевого платьица, пришел чуть позже.
- Енот… - Бирюк вздохнул, голос стал
спокойным, как у мамы Енота в моменты, когда она отговаривала его
от глупостей. – Енот, не надо, ЕНОТ!!!
Девочка закричала еще выше, с плачем,
надрывая голос. Бас захохотал, звук удара пришел следом. Невнятный
и гугнявый его товарищ что-то прошепелявил, бас угрожающе заухал.
Звуки от скрещивающейся стали возникли чуть позже. Гугнявый
выкрикнул матерную тираду, завопил дико, надсаживаясь, и пропал,
еле слышно забулькав горлом.
А потом девочка закричала еще
сильнее, и этот страх Енот ощутил всем телом, от шеи до копчика.
Проникающий внутрь, кусающий и рвущий на куски, обжигающий стыдом.
Следом пришла ярость, да такая, что Еноту снова стало страшно.
Такая же, как два года назад в шахтах, когда на его глазах погибла
Медовая.