Сзади раскатисто грохнуло, ботинок
ушел в полет в сторону входа. Грохнуло еще раз и в поле зрения
появилась перекошенная рожа второго степняка, на которую медленно
стекало содержимое его же собственной головы.
- Енот, ты цел? – И вот именно сейчас
Еноту стало ясно, что не любить Семерку невозможно. Так же, как ее
легкая хрипотца – чуть ли не лучшее, что он слышал в жизни. - Если
жив, так не хрен валяться. Вставай уже, торопиться пора.
Чистильщик встал и поторопился.
На ходу не повернул голову в сторону снесенной двери, за
которой наверняка еще жила та девчонка. На что смотреть, если и так
все понятно? Еле живая, забившаяся в угол, плачущая, натягивающая
обрывки этого самого платьица… Дело есть дело, и его стоит
выполнить. А все остальное? Он в последний раз осмотрелся вокруг,
для чего? Этого Енот сказать бы не смог.
Бессмысленная жестокость, глупая и
ненужная. Ярость, копящаяся десятилетиями в степи, где выброшенные
людьми мутанты, калеки и инвалиды старались выжить, всегда находила
свой выход. Через кровь, через смерть и огонь.Ярость и злоба
перерастали в ненависть, делали степняков самым страшным кошмаром
для любого человека, считающего себя нормальным. Жившие среди
бескрайних волн травяного моря, те, кто пах смертью, жиром, немытым
телом и дымом, не давали ни единого шанса потомкам тех, кто
когда-то предал их, оставил выживать посреди возвращающей свое
природы. Этот поезд не стал исключением.
Енот знал, что творится там, впереди.
Он не видел, да, но База дала ему многое, что сейчас помогало
закрыть глаза и понять. Запахи, звуки… все рисовало знакомую
картину.
Визжащие от восторга, покрытые кровью
с ног до головы степняки выбивали двери вагонов, где уже
практически никто и не оборонялся. Вспарывали кривыми тесаками,
выкованными из тележных рессор, животы еще живых людей, стараясь
как можно дольше протянуть страшную муку и боль. С мясом выдирали
из ушей женщин серьги, рвали цепочки и кольца. Вон, зашлась в крике
только вышедшая замуж девчонка, насилуемая воняющим едкой смесью
грязи, пота и мочи мохнатым крепышом с третьим слепым глазом.
Кричала она не только из-за страха и мерзости, расползающейся по
ней изнутри, нет. Она, хрипло дыша под терзающим ее грязным
ублюдком, вопила от боли. Ведь в это же время компаньон насильника,
сутулый, с торчащими в сторону жесткими волосами карлик отрезал ее
палец, с которого никак не слезало обручальное кольцо.