Однако наш Михаил Павлович был крепким орешком и продуктом своей
эпохи, где врачам и тем более их диагнозам не доверяли, предпочитая
судьбу свою устраивать самим. Поэтому взяв себя в руки, он спешно
уладил свои неотложные дела в Москве и отбыл в Санкт-Петербург —
утрясти всё с дорогими иностранными партнерами. Держа в голове как
можно быстрей отправиться на Урал, под предлогом инспекции заводов,
а на деле — самому разобраться в этой не представимой ситуации.
Всю дорогу в повозке он опять просматривал этот учебник, когда
позволяло время, по темноте отсыпался. На почтовых станция — жег
свечи, не в силах оторваться, пытаясь найти подсказку или ключ —
что делать дальше. Сомнений почти не осталось, собственно говоря —
осталось немного, чтоб всё разрешилось. Он закрывал глаза и перед
глазами вспыхивали строки из двадцатого параграфа:
«Наследник Екатерины Великой. Екатерина
II скончалась 6 ноября 1796 г. На престол вступил её сын Павел
Петрович. Ему было уже 42 года, долгое пребывание наследником
(причём не любимым императрицей-матерью) уязвляло его
самолюбие».
Прибыв в столицу — принялся улаживать дела, в первую очередь
уделив внимание уважаемым западным партнерам. На открытой в этом
году в московской губернии в селе Успенском ситцевой фабрике
требовалось модернизировать производство, вот и приходилось идти на
поклон к ним. Те помочь охотно соглашались, подсовывая откровенное
старье со своих фабрик и при этом заламывали несуразную цену.
Скалясь при этом прокуренными зубами.
Выхода не было, время поджимало, фабрика простаивала, а все
мысли Михаила Павловича были там — на Урале. «Уд вам на рыло и
салаку на воротник! Да я лучше со своими потомками договорюсь, чтоб
вы, содомиты — умылись!» - весь внутри кипел от негодования Губин
вспоминая вычитанное из будущего, а внешне улыбаясь иноземным
купцам и ударяя по рукам, соглашаясь на грабительскую сделку.
Передавая дела поверенному, ввиду своего отбытия на Урал, Михаил
Павлович помимо обычных деловых переговоров и торговых сделок
провел и несколько тайных. Да таких, о которых не сознался бы и
батюшке на исповеди. В результате чего окончательно пришлось
распустить свою мошну. Но не траты беспокоили обычно экономного и
бережливого Губина, а звучащие приговором стране строки из книги
потомков: