Наши же, казачьи офицеры выбирались из отличившихся в боях
авторитетных казаков. Можно выразиться, что наши люди становились
командирами "не по грамотам". В подчинении у них оказывались
земляки, одностаничники, часто даже соседи. Дела служебные и личные
тщательно размежевались. В бою случалось всякое, там это были
строгие командиры, карающие за нарушение приказа без пощады, но на
бивуаках казачьи офицеры ничем не отличались поведением от
подчиненных и даже играли с ними в минуты отдыха в простые игры,
вроде лапты или салочек.
Так вот, по прибытии на место служения, из меня стали готовить
будущего офицера. Для этого я был поручен для дальнейшей науки
(грамоты) сотенному писарю: через год перешёл для обучения к
полковому писарю.
Господские науки давались мне трудно. Мои наставники-писаря за
занятостью своими делами мною мало занимались, так как я не был
подарком, а у меня не было никакой охоты к этому ученью. Или к
мучению.
Потому, что я с раннего детства не выносил так называемой
"бюрократии", подразумевая под этим словом все неприятные правила,
предписания, и прочее дерьмо, которое мне не нравилось. К тому же,
я не выносил дураков и бездарей и не привык скрывать своих
чувств.
Так что я, нагло игнорируя отцовские наказы и правила, по целым
дням и ночам вертелся в казармах среди казаков, с жадностью слушая
рассказы о делах давно минувших дней, преданьях старины глубокой.
Об отваге предков наших в морских походах по Азовскому и Чёрному
морю, об Азовском сиденье, и о разных эпизодах в последующих
войнах, проводимых новыми поколениями донцев, и под эту гармонию
нередко засыпал сладким сном.
Зато в полку у меня были лучшие учителя и инструкторы для
обучения казачьей удали. Все это были бывалые, опытные волки,
поседевшие в походах и битвах, сподвижники Платова, Суворова,
Кутузова и других славных русских полководцев.
Многие из них носили на своих телах следы шведских палашей,
французских и польских сабель, персидских, турецких и черкесских
шашек, у некоторых под кожей, как не совсем приятный сувенир, до
сих пор плотно сидели неприятельские пули, и не было из них ни
одного, у которого на груди не красовались бы кресты и медали —
воспоминание совершенных ими подвигов.
Я научился отлично стрелять из однозарядных кавалерийских
пистолетов. В условиях конной сшибки основной упор делался на
скорость выхватывания оружия из кобуры и открытии стрельбы. Но
практиковал я и обычную стрельбу с дуэльной дистанции и скоро с
двадцати пяти шагов стал метко попадать в середину туза, висящего
на стене.