В этом селении у меня сразу возникло чувство беспокойства, мне
казалось: сейчас что-то произойдет, и то, что произойдет, будет
страшным. Потому как в ауле моя жизнь снова подверглась огромной
опасности. Здешние джигиты принимали участие в нашей ловле и один
из них попал казакам под горячую руку. Из-за чего и помер. С нашей
стороны это была чистая самооборона. Но не так считали местные
татары.
Свирепые дикари изрубили казаков, отсекли им всем четверым
головы и, раздев тела донага, бросили на растерзание хищникам. И
теперь страшные, изуродованные головы моих товарищей, с отрезанными
ушами и носами, с вырванными глазами торчали на острых шестах
вокруг аульной мечети, и мальчишки с визгом и воем, подобно
чертенятам, вертелись вокруг, плюя и бросая в них грязью. Не фига
себе примочки для учреждения культа! Жуткое зрелище. Кошмар
какой!
А тем временем на поле боя голодные шакалы по клочьям разнесут
тела станичников, далеко на все стороны растащат кости, и никто
никогда не узнает места, где геройскою смертью легли четыре храбрых
казака, не пожелав спасаться врассыпную, а решив: лучше умереть, да
вместе, поддерживая один другого до последнего издыхания.
Естественно, аульные татары очень жаждали прирезать и мою
скромную персону. Они небольшой толпой обступили наш маленький
караван, порываясь вцепиться мне в горло. Меня начали хватать,
пихать, тыкать под нос кинжалы. Я прирос к земле. В голове –
пустота. Настал хаос. Сопровождающие меня турки растерялись, и уже
были готовы выдать меня с потрохами этим дикарям.
Спас меня русский дезертир, курносый Сусанин, которой и был
причиной моего пленения. Свою добычу он не хотел отдавать никому.
Он обратился к полукровкам, которым, по видимому, обещал дать свою
рекомендацию в отряд удалого Николай-бека.
— Другие наибы трусы, по-волчьи норовят, цапнуть да тягу, а
Николай-бек как пойдет в набег, так только держись. Никто столько
добычи не привозит, как он. Храбрей и удалей его во всем Подунавье
нет!— активно улещивал дезертир полукровок.
Красноречиво! Так что они перешли на его сторону и признали
своим главарем.
Так что мой конвой разделился, четверо "русских" против четверых
"турок". Затем дезертир обратился к оставшейся части своего отряда
и запугал наших турок гневом Николай-бека. Насколько я понял эту
тарабарщину, он обещал им, что Николай-бек непременно вытрясет
именно с них причитающиеся его людям с моего выкупа полторы тысячи
серебряных рублей. Да еще и с процентами.