Мне удалось довести до татарина простые истины, так что сегодня
он бил меня несколько реже чем вчера ночью. Не слишком
злоупотребляя. Полдня мы шли на юг.
Когда в обед мы сделали привал, ко мне поболтать подсел курносый
"Сусанин". Он доверительно сообщил мне, что его зовут Иван.
– Счастлив познакомиться с вами, месье, – по-светски отвечал
я.
Это был человек лет 30–32, небольшого роста, широкоплечий
парень, один из тех людей, про которых принято говорить: неладно
скроен, да крепко сшит. Скуластое широкое лицо с рыжими,
по-татарски подстриженными усами и круглой бородой было испещрено
рябинами и носило печать природного добродушия, плутовства и
беззаботности.
Голубые глаза, большие и немного наглые, смотрели на меня
насмешливо, и в то же время в глубине их зрачков под этой
насмешливостью как бы скрывался, чуть тлея, огонек затаенной
печали. Одет он был, как и прочие турки, в рваный чекмень, папаху и
бурку. У пояса болтался кинжал, за плечами ружье.
Русские и полукровки держались в этом отряде особняком. Хотя
люди эти одеты и вооружены были так же, как и прочие разбойники, но
зато во всем остальном они резко отличались от других. Их широкие
лица, русые волосы, массивность костей и могучая неуклюжесть
движений при первом же взгляде выдавали русскую национальность.
Лица у всех них были сумрачны, и к моей судьбе все они отнеслись
более чем безучастно.
У меня с дезертиром постепенно завязался разговор.
— Зачем ты вчера остановил меня? — неожиданно спросил я Ивана,
стараясь чтобы в голосе моем не было ни упрека, ни досады.
— Так сдуру, шутки ради. Вижу, плывешь. Дай, думаю, подурачусь,
посмотрю, поверит али нет, а ты и поверил. Неужели ж мы и взаправду
на охотников похожи были?
Повезло мне, нечего сказать!
— А ты как туркам попал? Со службы бежал, что ли? - перевел я
разговор на другую тему.
— Есть грех. Дезертир я, и тот вон, — указал Иван на товарища, —
тоже дезертир. Здесь, у османов, много нас, таких-то горемык. Тут
ни тебе церкви, ни образа, ни креста даже. Постов не блюдешь, к
святому причастию не ходишь, стало быть, о чем и толковать? Что
так, что иначе, а все равно выходит одна басурманщина. Вот и мы
обусурманились.
— А давно ты в бегах?
— Да уже два года скоро будет.
Ивана охотно рассказал мне о своем прежнем житье-бытье.
— И жилось мне в денщиках у моего барина, сказать надо, очень
даже хорошо, потому што барин мой, прапорщик Ерофеев, царство ему
небесное, был человек души ангельской, такой добрый, что я вам и
сказать не могу. Другого такого барина, должно, и не было никогда,
и не будет. Пять лет прожил я у него, как в царствии небесном, на
шестой год приключилась беда, убили его в приграничной перестрелке
с башибузуками. Опосля смерти барина моего, меня из денщиков взяли
обратно в роту. Но только недолго довелось мне послужить в строю.
Месяца не прошло, как перевели к нам в полк офицера одного.
Офицер-то этот был не русский, а немец. Из себя он, надо правду
сказать, был молодец, высокий такой, плечистый, грудь колесом.
Молодой еще, лет тридцать было ему али нет — не знаю.