Так вот, я поступил в «Плешку», жизнь удалась. Немного
расслабился, и судьба меня тут же лягнула. За прогулы и низкую
успеваемость пробкой вылетел из вуза на Родину. Вернулся побитой
собакой, устроился на лесопилку. Там платили меньше, чем на
фабрике, зато бронхи до сих пор при мне.
На распиле пристрастился к картишкам, к спиртному уже в столице
успел. Со своей феноменальной памятью я без труда обыгрывал коллег
по цеху и даже временами поддавался, чтобы меня не слали лесом. В
карманах завелись деньжата, а вместе с ними и понты. Купил
старенький, но еще годный 124-й мерс. Катал Ритку в соседнее село в
клуб. Скоро перестал ходить на работу и только кочевал на железном
коне от лесопилки к бане, оттуда в фабричные подвалы, затем в
котельную, иногда на блатхату к Чеху.
За день я объезжал все злачные места, где играли на монету. Уже
и думать забыл про Москву, какую-то там «Плешку» - флэшку.
Оказалось, и в Полоцком можно жизни радоваться. Вот только мать все
ныла и талдычила, надо мне, дескать, из этой дыры выбираться. Я как
бы обещал ей, но без серьезных намерений, тянул, придумывал
отговорки.
И все же выбрался, вернее, меня выбрали осенним призывом в
мотострелки. Где верой, где правдой отслужил положенное и вернулся.
Ритка к тому моменту уже полгода как обрубила каналы связи. Узнал
от Костяна, что спуталась она с комерсом из Овдеевки. Соха имел
несколько торговых точек, заготавливал древесину и браконьерничал.
Разъезжал на гелике, ходил в почете.
Я по дурости поехал к нему разборки чинить, еще напился к тому
же. Стыдно вспоминать. Меня отлупили как следует, унизили и пинками
выгнали взашей. К тому же колеса прокололи. Ехал назад на спущенных
- покрышки, диски под замену. По дороге клял судьбу, обещал Сохе
вендетту разную, а Ритку умыть горючими слезами. Так мне тогда
обидно стало, и, главное, не проходило.
Просыпался и засыпал с мыслью о мщении. Не мог успокоиться, но
ничего дельного не придумывалось, пока случайно за игрой в
фабричном подвале не узнал от Тимони о некоем Леще, который
вернулся из какой-то там зоны с карманами, набитыми бабуленчиками.
Как потом выяснил, зоной оказалась вовсе не тюрьма, а территория
вокруг жахнутой Чернобыльской АС.
«Там опасно, стреляют, ее охраняют от прохожих, но там хабара на
уйму тугра», – шепелявил Лещ, поднося сигаретку к обветренным губам
левой рукой, правую до локтя в зоне оставил.