До сих пор я воспринимаю его
исключительно как приложение к маме, с которым приходится мириться:
присутствовать, разговаривать, обсуждать. Я понимаю, отец многое мне дал. И да,
я вроде как должен быть благодарен. Но ничего подобного не испытываю: все это с
привкусом горечи.
Тогда отношение к отцу резко
изменилось у всей семьи. Это как вынужденное сосуществование, с которым ты
ничего не можешь поделать.
Как бы то ни было, но
свинтить в рассвет я не смог. Гелена, еще зевая, вошла тогда на кухню,
спросила, что я делаю. И тщетность собственных мыслей накатила, и осознание
пришло, что я этим ничего не добьюсь и никому ничего не докажу.
Через два дня отец приехал и,
несмотря на громкие проклятия и яростное сопротивление мамы, забрал нас троих
домой. Она против него не выстояла, а дед не смог достучаться до зятя. Ни
вразумить, ни ответить холодным отказом. Потому что мы принадлежали отцу.
Единственная причина, по которой дед мог пренебречь решением зятя и защитить
дочь — это рукоприкладство. Но на
мою память отец ни разу на мать руку
не поднял. А вот я частенько отхватывал: он дурость из меня ремнем выбивал. Мать
стояла в стороне с мокрыми от слез умоляющими глазами. Но мне было все равно. С
тех пор меня перестала трогать его жестокость. Отец для меня никто. Как дальний
родственник, самочувствием которого я вскользь и очень редко могу
интересоваться. Или деловой партнер, на переговорах с которым я вынужден
присутствовать лично.
Свою вторую семью отец с тех
давних пор и не скрывает. Не особо выпячивает, конечно, но и не прячет. От отца
у Алины уже три ребенка. Младшей девочке — девять. Все это теперь мною
воспринимается как данность в жестких границах, которые расставил отец.
Свершившийся факт без необходимости участия.
Я расправляю плечи и опускаю
ручку вниз, не желая тратить время, решительным шагом прохожу в кабинет и расслабленно
занимаю свободный стул. Мы с отцом скрещиваемся взглядами, и, кажется, от
нашего привычного противостояния даже стекла слегка дрогнули.
— Потому что я так сказал, —
чеканит он в трубку, смело выдерживая мой молчаливый упрек. — А сейчас мне
некогда. Да, смогу чуть позже.
Он отнимает телефон от лица,
со стуком укладывая его на поверхность стола. Продолжает пилить меня
недовольным взором.