Ребром ладони тебя, да
по шее! Несильно, чтобы, не дай бог, не сломать, а лишь ненадолго
лишить сознания. Теперь поймать тело и усадить в ближайшее кресло.
Кляп в пасть, руки полосками ткани привязать к подлокотникам.
Готово. Теперь закрыть входную дверь на замок, и можно
поинтересоваться, чем же меня этот гаденыш горкомовский хотел
удивить?
О как. Карманный
«браунинг» модели 1906-го года. Маленький такой, лежащий аккурат
под пачками банкнот. Будь на моем месте просто уголовник, хозяин
квартиры мог бы и успеть. Да, мог бы, ведь далеко не всегда он
просиживал штаны в этом своем горкоме. И стрелять уметь должен. А
как иначе? Сотрудники ЧК всегда готовы были стрелять. Умение было
так себе, но энтузиазм пер изо всех щелей.
А браунинг я себе
возьму. Хорошее оружие. Не в плане точности или мощи, а в качестве
незаметного оружия «последнего шанса». Вес всего четыреста грамм,
длина десять сантиметров. Его не то что в карман, к ноге прикрепить
можно, под штаниной не видно будет. Точно себе, даже не сомневаюсь.
Да и запасы Анохина на черный день я тут оставлять не собираюсь.
Пачки денег, несколько упаковок золотых червонцев, малость
ювелирных изделий. Все, что нажито годами непосильного труда
сначала на ниве красного террора, а потом в спокойном партийном
строительстве. Гнида чекистская!
Кстати о гнидах.
Зашевелился, задергался, глазками моргает. И теперь уже в глазах
этих полные ужас и безнадега. Понимает, что попытка провалилась. И
не понимает, почему еще жив, ведь захоронка то уже того, в моих
руках. Ничего, это тебе сейчас будет объяснено во всех
подробностях. Мне не деньги твои нужны, а жизнь. Но не только твоя,
ой не только!
- Ну привет тебе,
Анохин Степан Порфирьевич, бывший сотрудник Петроградской ЧК, -
улыбнулся я привязанному к креслу чекисту. – Рад снова с тобой
встретиться, после стольких-то лет. Ах да, ты же наверняка меня не
помнишь. Оно понятно, почти чертова дюжина лет прошла. Но ничего, я
напомню. Петроград, конец февраля, тогда вы, помесь изуверов и
спятивших садистов, еще только начинали раскочегаривать свою
перемалывающую людей машину. Помнишь?
Нет, не помнит. Страх
есть, но он вообще, а не привязан к конкретному событию. Похоже, в
том самом феврале много чего было, вот и не может привязаться к
конкретике. А чтобы страх, замутняющий сознание, малость отступил,
сделаем вот что…