– У вас лекция?
Я удивленно моргнула и на всякий случай незаметно принюхалась. Нет, видеть директора подшофе в рабочее время не приходилось никому, да и в нерабочее-то это было только однажды, на корпоративе в честь Нового года, но, как говорится, раз в год и палка стреляет...
От Василия Ивановича пахло мылом, чернилами и зелёным чаем с жасмином, который денно и нощно секретарша Зоенька хлестала в приёмной.
– Лекция, – я покосилась на студентов, чьи глаза уже загорелись нехорошим огоньком, и это свидетельствовало в пользу того, что они уже начали сочинять сплетню, которая сразу же после звонка весело побежит по стареньким коридорам техникума.
– Да-да, я как-то не подумал, – Чапай нахмурился и, не говоря больше ни слова, покинул аудиторию.
Я посмотрела на гномов. Гномы посмотрели на меня.
– Что это было? – озвучил общую мысль староста курса, и сразу после его слов дверь снова распахнулась, и появившийся в проёме директор попросил:
– Машенька, после звоночка зайдите ко мне в кабинет.
И дверь закрыл с обратной стороны. На этот раз окончательно. А я оглянулась на своих гномов и поняла, что настроение у меня совершенно нерабочее. Какая может быть лекция, когда все мысли о том, где и каким образом я проштрафилась?! Поэтому я захлопнула тетрадь со своими записями и произнесла фразу, неизменно портившую настроение всем моим студентам без исключения:
– А не устроить ли нам проверочную работу?
– Марьиванна! Ну, на прошлой неделе писали же!
– Вы мне, Семёнов, поспорьте, – беззлобно укорила я. – Поспорьте ещё, и я вам покажу фокус, только, боюсь, он вам не понравится.
– Какой фокус? – Семёнов подозрительно сощурился.
– Тот самый, в котором лёгким движением руки проверочная превращается... превращается проверочная...
– Не надо контрольную! – выкрикнул догадливый Иванченко и с хрустом выдрал из лекционной тетради листок.
До звонка, пока семеро неудачников скрипели шариковыми перьями по бумаге, я размышляла о причинах странного поведения Чапая. И размышления эти заставляли меня хмурить брови и досадливо кусать губы. Чувствую, знаю я, как зовут ту собаку, что порылась сегодня в кабинете Василия Ивановича. Надо было этой собаке ещё вчера второй глаз выбить.
К директору я шла, как приговорённый к распятию на кресте. С неимоверной тяжестью мыслей за плечами, со страхом, со смутными подозрениями и одновременно с надеждой на благополучный исход. И с верой в светлое будущее.