Опасаясь эффективного зенитного огня, транспортники ушли на
высоту, тем самым давая нам время на распределение секторов ведения
огня. И поэтому сейчас на земле стояла мертвая тишина, и от этого
НШ нервничал. Наверняка теперь оттого, что кто-нибудь не выдержит
и, не дождавшись его сигнала, начнет стрелять. Когда первые
парашютисты были метрах в пятистах от земли, он снова, одну за
другой дал две красные ракеты и тотчас с крыши водокачки ударил
пулемет станционной охраны.
Ю-52, опорожнившись, развернулись и пошли назад; над ними чуть
сзади и выше пристроилась эскадрилья истребителей. Проводив их
напряженным взглядом, я еле приметно передохнул.
От безмолвной станции небольшой ветерок приносил ядовитый запах
креазотовый пропитки шпал, мазута, и отсыревших отходов из топок
паровозов.
Именно в этот момент меня как-то разом охватило мучительное и
тревожное чувство бессилия. Такое было со мной впервые как мы все
попали в это время. И чуть позже я понял причину - дальше идущим на
моих глазах боем нельзя было управлять!
Немецкие парашютисты, преодолев растерянность первых десятков
секунд, стали отстреливаться находясь еще в воздухе. Отчаянные
ребята… Мне бы таких побольше. Быстро, буквально в мгновения,
какой-то особый гул наполнил теперь уже и небо.
Дегтярь с водокачки экономно, но эффективно бил по спускающимся
десантникам. Но стрелял не только он. Сейчас по парашютистам били
из всего что могло стрелять. Даже танки вели огонь картечью.
Плотность огня была сумасшедшая.
Кто-то из максима, лупил лихорадочными длинными очередями, и
кометой мелькнула мысль, что надо не забыть узнать после, кто это
за пулеметом такой ловкий и умелый. И следом, тут же подумал о
самолетах — хорошо, что они улетели.
Неотвратимо наступил тот момент когда парашютисты начали
приземляться на поле. Но был один очень важный момент — это были и
живые и мертвые, вперемежку, при этом вторых было как бы не больше
чем первых. Из-за оригинальной конструкции подвесной системы
немецкого парашюта, визуально определить живой, раненный или
мертвый десантник было очень трудно. Тем более, что многие
приземлялись за пределами ржаного поля, на лес и на станцию.
Часто на месте приземления организовывалась неразбериха и паника
— уже на земле, парашютисты путались в стропах, кричали, дергались
пытаясь освободится, но часто на них наваливались притаившиеся в
самых разных местах рабочие станции, красноармейцы станционного
караула.