Тогда я подняла взгляд и на втором ярусе патио, в одной из многочисленных арок увидела свою старую няню. И как я не догадалась, что со второго яруса я буду как на ладони?
– Селестина, как хорошо, что это ты! – обрадовалась я. – Давай ты сделаешь вид, что меня не нашла и пойдешь дальше по своим делам!
– Нет, юная дариэлья! Так не пойдёт! Весь дворец с ног сбился, разыскивая вас, а вы сидите тут и читаете книги. Кхан в бешенстве, приказал тебя немедленно найти и привести к нему в любом виде.
– Да, слышала я его рев! – отмахнулась я. – Пусть побесится, может, добрее станет.
– Эйнслин! – возмущенно воскликнула Селестина. – Что ты ещё успела натворить, что он так вышел из себя?
– Не явилась на экзамен по огненной магии, – пожала я плечами.
Старая няня успела спуститься и подойти ко мне.
– О, Эйнслин! Ну почему ты все время стараешься вызвать его гнев? Тебе, что трудно было сходить на экзамен?
– Трудно! Я самый слабый маг на всем архипелаге! И об этом знает каждый! Все в открытую надо мной смеются и злорадствуют! «Дочь кхана пустышка!» Зачем мне идти на открытый экзамен по магии, где даже сын фермера сильнее меня! Чтоб в очередной раз выставить себя посмешищем?
– Но своим неповиновением, ты вновь накликала на свою голову неприятности.
– Знаю, поэтому и скрываюсь здесь.
– Но ты ведь знаешь, что чем дольше он ждёт, тем страшнее становится.
– Ну, может, до моего появления перед его очи, он успеет выпустить пар?
– И из-за тебя пострадает невиновный человек! – с грустью глядя на меня, произнесла женщина.
– Селестина, вот умеешь ты к совести воззвать! – хлопнув книгой, воскликнула я.
– Я пойду с тобой, и мы вместе встретим гнев его огненности, – сказала старая няня.
– Я люблю тебя Селестина!
– И я тебя люблю, детка!
– Только ты одна меня и любишь! – прошептала я, и, смахнув непрошенные слёзы, направилась к разгневанному отцу.
Не дожидаясь, когда обо мне доложат, я вошла в тронный зал и с высоко поднятой головой продефилировала до трона.
Его огненность, кхан Карл восседал, я бы сказала возлежал на своём троне. Свою красноволосую голову он уронил на правую руку.
Услышав мои шаги, кхан, не отнимая голову от руки, чуть её развернул и уставился на меня одним глазом с набухшими капиллярами. Лицо его было под цвет шевелюры, а носогубный треугольник белый, как у покойника. Рядом крутился семейный лекарь.