Люди встретили его странно. То есть первые, кто его встретил,
отнеслись к нему очень настороженно, но когда из юрты вышла пожилая
женщина, отношение мгновенно сменилось на что-то, похожее на
восторженное поклонение.
– Как тебя зовут, странник?
– Люди называют меня Наранбаатар, – Николай Петрович решил «не
портить впечатление». Да и сложно было бы объяснить, почему
человека в ярко-синем дэгэле, в обшитом соболями малгае и полностью
покрытыми узорами гуталах нужно называть Николаем Павловичем.
– Он пришел из черного ущелья! – тут же нажаловался
встретившийся Николаю Павловичу первым мальчишка лет
двенадцати.
– Да, и я похоронил там наставника. Он сгорел быстрее, чем
солнце прошло через крону одной лиственницы, и весь обратился в
пепел.
– Он очистил ущелье от зла?
– Он специально пришел умирать туда, чтобы очистить ущелье.
– А ты не боишься вот так ходить? – женщина показала на его
одежду.
– Я отдел наставника так, как положено сейчас. Но у меня теперь
нет другой одежды. Если вы знаете, где я могу ее купить…
– Сейчас никто ничего не продает за деньги Директории.
– Я их не знаю, у меня только серебро… старое серебро, – Николай
Павлович достал и показал женщине серебряный рубль. Женщина его с
сомнение оглядела, на зуб попробовала:
– Этого мало, чтобы купить все, что нужно, но если у тебя есть
еще пять таких монет…
– Есть. И еще я хочу спросить… мы с наставником долго
путешествовали по Монголии и я не совсем хорошо понимаю, что
творится здесь…
– Чехи здесь творятся. В Верхнеудинске творятся американцы, в
Иркутске еще итальянцы. Но тебе лучше дождаться моего сына, он тебе
расскажет гораздо лучше: я-то только его рассказы слышала, а он сам
все видел. Он должен вернуться сюда дня через два-три. Мы будем
рады, если ты его подождешь…
Сын женщины, по имени Гунсэн, в улус пришел на четвертый день,
сказав, что с трудом скрылся от каких-то солдат, что и стало
причиной опоздания. Парню было лет четырнадцать – похоже, меньше,
чем его лошадке. А вернулся он из Верхнеудинска, откуда привез
очень удививший поручика товар: какой-то пояс, набитый торчащими из
него картушами к винтовке. Не такими, как у винтовки старика,
но…
Про эти картуши Николай Павлович расспросить его забыл: сначала
он попросил Гунсэна рассказать, «что творится в мире» – и после
того, как рассказ его выслушал, ему стало не до картушей: