- Надо постараться, чтобы оно
подействовало. Потому что особого выбора у нас нет.
Гош помолчал, посверкивая глазками.
Все так же, в ровном убаюкивающем ритме стучали колеса, навевая
дрему, но даже мысли о сне были для собеседников непозволительной
роскошью. Людендорф дважды порывался что-то сказать, но оба раза
останавливался.
Что вы хотите… - начал барон и
немедленно поправился. – Что вы предлагаете?
Кёнен вдохнул побольше воздуха, так,
будто запретное слово могло само собой вылететь на выдохе, подобно
щепке, увлекаемой приливом. Он долго, не один день и даже не одну
неделю думал над этим словом, примеряя на языке как горькую, но
спасительную пилюлю. И все равно произнести его оказалось тяжело,
почти невозможно.
Но он собрался с силами, и запретное
слово прозвучало, повиснув в воздухе звоном похоронного
колокола.
- Капитуляция.
- Разумеется, только после успешной
обороны, - немедленно, без паузы уточнил политик. – Почетный мир
перед лицом общего краха всего цивилизованного мира под тяжестью
военных невзгод. Ну, или не совсем почетный, но все же мир на
приемлемых условиях.
- Безусловно.
- Отбить последнее наступление, и
тогда, если правильно разыграть карты, Антанте придется признать
владение захваченным… - задумчиво произнес барон. – Не всем,
конечно, от чего-то придется отказаться… Бельгия, колонии… Но можно
немного, самую малость откусить от австрийцев и побольше от
русских, за них все равно никто не вступится. Дела у наших
оппонентов, конечно, лучше, чем у нас, но не намного. Определенно,
если пустить в ход немного хорошего блефа, откроется простор для
интересных комбинаций и переговоров…
Политик немного помолчал, беззвучно
шевеля губами, словно проговаривая условия будущих договоров.
- Что же… - Гош покрутил пальцами,
словно наматывая невидимую нить. – Остался непроясненным главный
вопрос… Просто мира будет недостаточно. Если у вас все получится, в
этой войне не будет проигравшего, но будут вполне понятные
победители. Неизбежна искупительная жертва - тот, кто ответит за
все и выкупит наше будущее. Кто же станет козлом отпущения?
- Это же очевидно, - снова неожиданно
вступил в беседу Людендорф. – Человек, который своей
недальновидностью вверг страну и цивилизованный мир в хаос.
Гош улыбнулся. При его тонких губах
улыбка вышла очень неприятной – словно взмах острейшего
канцелярского ножа вспорол лист бумаги, оставляя узкую прорезь с
идеально ровными краями. В этой улыбке Кёнен прочел многое, чего
предпочел бы не заметить.