[4] Если уж совсем точно, то «Большой
крест Железного креста».
[5] Рихард Кюльман - министр
иностранных дел Германии.
[6] Из немецкой пропаганды.
[7]Maschinenpistole, т. е.
пистолеты-пулеметы.
[8] Так, вплоть до 30-х годов зачастую
называли самолеты-штурмовики.
Серебряный нож стукнул по граненой
ножке бокала, богемский хрусталь отозвался протяжным звоном. Чистый
мелодичный звук устремился ввысь, под высоченный потолок обеденной
залы, чтобы рассыпаться там множеством звенящих колокольчиков.
- Господа, мы собрались здесь в честь
весьма важного события.
С этими словами Франц Кальвин
Шетцинг, pater familia, тринадцатый барон из славного рода
прусских Шетцингов, поднял бокал.
- Мой сын, мой славный сын, надежда
нашей семьи, продолжатель традиций…
«Не хватает еще «опора престола и
защитник веры» - подумал виновник торжества.
- … возвращается на фронт,
чтобы вновь послужить фатерланду. Как вы все знаете, я не поклонник
современного словоблудия, и не могу, да и не собираюсь сплетать
слова подобно газетным виршеплетам, - барон встал, всем своим видом
подчеркивая значимость события и презрение к продажным писакам. –
Посему я буду краток. Сын мой, Рудольф, я горжусь тобой!
Все взоры обратились к Рудольфу фон
Шетцингу, ранее младшему сыну, ныне единственному наследнику.
Стараясь сдержать вздох, Рудольф так же степенно встал и обвел
собрание самым значительным взглядом, какой ему удалось
изобразить.
Старый Шетцинг был поклонником
истинно прусского духа. Причем, подобно японцам эпохи Эдо,
поклоняющимся выдуманным самураям без страха и упрека, Франц ценил
не столько истинную «прусскость», сколько собственное представление
о том, каким должен быть настоящий пруссак в жизни, быту и, тем
более, на войне. Выстроенный им четверть века назад - во времена
процветания - дом больше походил на большой склеп, темный, мрачный,
одним своим видом изживающий презренную тягу к мирскому комфорту.
Сердцем дома и квинтэссенцией строительных предпочтений создателя
была, без сомнения, обеденная зала – большое помещение обшитое
дубовыми панелями, составленное исключительно из углов, не имевшее
ни одной плавной линии. Даже солидная люстра на цепи под потолком
была сколочена из деревянных брусьев, походя на огромную черную
снежинку.
Рудольф еще раз оглядел знакомый с
детства интерьер, вытянутое бледное лицо отца, четырех гостей –
ровесников барона, таких же чопорных аристократов, затянутых в
черное, похожих на тощих воронов. На торжественном обеде
присутствовали только мужчины, мать Рудольфа осталась в своих
покоях.