— Совсем совесть потерял, — говорю громко, чтобы Ржевский не
делал вид, что спит.
Но после третьего моего комментария я понимаю, что не все так-то
просто. Макс спит, причем богатырским сном. И даже когда я пробегаю
пальцами по футболке на его спине, он и не думает двигаться.
Отлично устроился! Мне приходится брать малыша на руки. Первые
несколько минут я тихонько его укачиваю, но нет, не помогает. Затем
уже с видом профессионала решаюсь на самый отчаянный шаг — его
распаковать из пеленок.
Не так страшно, но один день опыта по пеленанию не очень меня
обнадеживает. Мне нужен в этом Макс. С ним я себя чувствую более
спокойной и уравновешенной. Могу сосредоточиться на деталях и не
паниковать.
Замечаю на подоконнике небольшую лейку с водой, забытую кем-то
из персонала, и рядом цветочный горшок с лимонным деревом, на
котором уже имеются приятные желтого цвета плоды.
Я, пританцовывая, начинаю двигаться с Зайчиком к окну. Малыш на
какое-то время замирает в моих руках и даже, как мне кажется,
успокаивается. Я останавливаюсь, уже передумав воплощать свой
неидеальный план в жизнь, но Зайчику такое положение не нравится.
Ему хочется, чтобы тетенька танцевала с ним до утра. И в этом мы с
ним совершенно расходимся. К возникшему недопониманию я все-таки
решаюсь привлечь Ржевского. Поэтому, оттанцевав туда и обратно, но
уже с лейкой в руках, мы с Зайчиком застываем над спящим
Максом.
И когда я решительно наклоняю носик лейки, в этот момент мой
воинственный, но погруженный в глубокий сон богатырь внезапно
открывает глаза…
***
О том о, что в лейке будет какая-то химия, я и подумать не
могла…
Макс подлетает на кровати как ужаленный. Орет так, что, глядя на
Зайчика, я подмечаю, как малыш морщит носик, затем поджимает нижнюю
крохотную губку и тоже заходится, но только в самом настоящем
плаче, а не крике.
Зайчик краснеет, личико становится морщинистым, а горячие
горючие слезы начинают заливать мне кисти рук.
— Все-таки ты с прибабахом! — доносится из ванной комнаты самое
обидное, что можно было высказать девушке, которая помогает как
может, практически в поте лица.
Признаться, что я неимоверно сглупила, гордость не позволяет, и
поэтому, тяжело вздохнув, я перекладываю малыша поудобнее и
освободившейся рукой подхватываю кокон.
— Жжет! А если я ослепну, придушу!