И вот угрозы Ржевского мне уже совсем не нравятся. Я, как
нашкодивший домашний питомец, ныкаюсь в самый надежный угол — к
себе в комнату, закрывшись изнутри.
Проверяю Зайчику подгузник, после того как осмеливаюсь его
все-таки распеленать. Замечаю, что малыш немного вспотел, поэтому
быстро нахожу пакет, что предусмотрительно взяла, когда на цыпочках
проходила мимо гостиной, пока большой тигра плескался в своей
раковине, промывая глаза.
Снаряжаю Зайчика в милый слитный комбинезон, надеваю крохотные
носочки на его маленькие пяточки. А затем начинаю снова
укачивать.
Вот что мне мешало поступить так же, пока Макс спал?
Глупость моя. Удивительное желание, чтобы мучилась не я одна,
приводит меня к совершенно ненужным для меня последствиям.
— Владислава, открой, — почему-то сипит Ржевский, нервно дергая
дверную ручку в мою комнату.
— Нет, — быстро отвечаю и отступаю к стене у окна.
А в окно пробивается лунный свет и падает ребенку на личико.
Пока я ищу положение поудобнее, чтобы малыш не щурился и глазки не
слезились, замечаю, как замок в ручке начинает проворачиваться.
Наивно было полагать, что у Макса не будет ключа. Только оттянула
свою казнь, не более того.
— Что ты за женщина такая невыносимая? Тебе что, цирка не
хватает?! Ты посмотри, что натворила!
Мужчина в несколько широких шагов пересекает пространство
комнаты и угрожающе нависает надо мной сверху.
Я тяжело сглатываю, потому что лунный свет падает теперь не
только на Зайчика, но и на злобного тигра…
— Это что? — пищу в испуге, когда вижу раздувшиеся веки на
мужском лице и заплывшие в две узких щелки глаза. — Может, скорую?
— единственное разумное всплывает в моей голове.
Но ответить Ржевский не успевает, потому что как-то
подозрительно начинает оседать на пол, закрывая лицо руками и
мыча.
Я кладу Зайчика в кокон. Малыш неожиданно успокаивается и
начинает с интересом наблюдать за происходящим, активно выпучивая
глаза и вращая ими по кругу. Зрелище еще то, но пока важнее
разобраться с Ржевским.
— Максим, — дергаю его за руки в надежде, что он догадается их
убрать от лица, но мужчина сопротивляется и сипло
проговаривает:
— Уйди, лучше не трогай, дай так умереть…
И во мне неожиданным образом просыпается дух горе-спасателя, как
и в лифте, а заодно я вспоминаю, что в сумке должна была заваляться
последняя таблетка антигистаминного.