А Ржевский, похоже, не просто теряется, а даже побаивается.
— Макс, это просто маленький мальчик. Он такой же человек, как
ты и я.
— Ну я как бы не приучен целовать мальчиков… — что-то мямлит в
ответ нечленораздельное.
— Дурак! — смеюсь. — Он же сыночек твой. Даже суровому мужчине
нужна ласка, тепло и забота, а если ребенок ее недополучит в
детстве, то совсем неизвестно, где потом он ее будет искать, эту
ласку.
Я немного напираю на Ржевского, а затем замечаю, что малыш берет
дело в свои ручки, потому что он взмахивает кулачком и задевает
скулу Макса.
— Смотри, он расцепил пальчики… — я радуюсь как
ненормальная.
А Макс, мне кажется, сейчас скончается на месте от умиления и
распирающей гордости за Зайчика.
Мироша ведет своей ручонкой по колючей щетине Ржевского, а затем
делает контрольный выстрел в сердце этого здоровяка, улыбаясь
исключительно ему, обнажая свои немного припухшие десны.
Ржевский перехватывает у меня Мирошу и идет покачивающейся
походкой по направлению к кроватке. Целует Зайчика поочередно в
каждую щеку, а потом осторожно перекладывает малыша, укрывая тонким
одеяльцем.
Я выглядываю из-за плеча Макса и вижу, что ребенок заснул.
Словно по мановению волшебной палочки.
Неужели такое возможно?
Макс старательно отворачивает от меня лицо, в уголках его глаз,
конечно, блестят не слезы.
«Мужчины не плачут», — крутится у меня в мыслях, и я стараюсь не
лезть к Ржевскому сейчас.
Делаю вид, что мне срочно понадобилось что-то в шкафу. Например,
сорочка.
Макс доходит до двери и только тогда может говорить:
— Владислава, тебе кто-нибудь говорил, что ты невероятная?
Я замираю от его слов. Примеряю к себе столь нужный и
одновременно волнующий комплимент.
— Ага. Мама — что я невероятная баловница; тетя Лида до сих пор
считает невероятным неслухом.
Я зачем-то перевожу все в шутку.
Совершенно не умею принимать комплименты, даже от Матецкого не
умела, хотя считала, что влюблена в этого недомужчину.
— Спасибо, — проговаривает Ржевский, тихо щелкает замком в
дверной ручке и выходит.
Я так и продолжаю стоять у шкафа.
Кажется, еще несколько дней назад я сомневалась в том, что Макс
для меня значит больше, чем закрытое авантюрное соглашение для
спасения моей мамы. А сейчас я остро чувствую, что влюбилась в
Ржевского. И дело даже не в том, что Макс притягательный и богатый.
Мне кажется, я бы оценила этого человека и в одежде сантехника,
потому что благосостояние никогда не стояло для меня на первом
месте.