-
Дирижабль? - не веря своим ушам, шепнула девушка.
- Да, -
покровительственно ухмыльнулся фюрер. - Заслужили. Не хочу трястись
через континент на «железке». Полетим вторым классом, как
нормальные люди. Как раз денежки святош закроют расходы.
- А ...
этих? - Родригес неопределенно качнула головой, но Хольг понял, о
ком речь.
В дальнем
углу начался какой-то скандал. Большая часть пассажиров смолкла, с
интересом наблюдая за бесплатным представлением. В углу визжали
тонким женским голосом и кажется кого-то уже драли за волосы.
Заплакал ребенок.
- Черных
придется сунуть в трюм, - пояснил фюрер. - И Чжу с ними. Выше
грузовой палубы их даже с билетом не пустят. Провезем по тарифу
всякой зоологической живности, я узнавал, там можно.
- Жаль, что
он китаец, - вздохнула Родригес.
- Что
поделать, не судьба, - согласился Хольг. Может предъявить
рекламацию боженьке, который его таким создал.
Родригес
насупилась и обозначила движение, словно намереваясь шлепнуть
командира по губам. Хольг криво усмехнулся и качнул головой -
дескать, извиняюсь.
- Надо этих
... - фюрер дернул щекой в сторону купе. - Накормить или хоть
напоить. Им еще расплачиваться. И глянь, может у тех... - новое
движение обозначило вагон в целом. - Какая-то хламида найдется за
пару монеток, чтоб почище. Надо седого переодеть. И
вымыть.
- Сделаю, -
поняла Родригес.
Похоже,
китаец неожиданно проиграл сирийцу, поскольку Чжу необычно громко и
резко выругался. Радист ганзы в сердцах шлепнул картами по
фанерному сундучку одного из негров, который забрали в качестве
игрального столика. Мунис в ответ повысил голос, требуя бережного
отношения к талисману и вообще к исторической ценности, которой еще
его почтенный дедушка зарабатывал на жизнь достойным и честным
шулерством, да продлил бы Аллах годы почтенного, не помри он (то
есть дедушка) давным-давно.
За тонкой
дверью Франц смежил веки, пытаясь хоть немного подремать, а
Гильермо снова сжался в клубок. нужда становилась все сильнее,
однако монах никак не мог себя заставить выйти наружу, к ужасным
людям, которые больше походили на зверей и безбожных ассириян,
привычных к убийствам и грабежам. Людям со злыми глазами и черными
душами.
Самым
отвратительным и нестерпимым было осознание своей душевной слабости
при полной неспособности ее превозмочь.