Символ Веры
Valle umbrae
mortis
Долина смертной
тени
Господь - Пастырь мой; я ни в чем не
буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях и
водит меня к водам тихим,
подкрепляет душу мою, направляет меня
на стези правды ради имени Своего.
Если я пойду и долиною смертной тени,
не убоюсь зла, потому что Ты со мной.
Псалтирь, 22
Старик был незряч, уже почти два
десятилетия свет впустую скользил по мертвым глазам. Тьма окружала
этого человека, непроглядная и безысходная. Но проникни сторонний
взгляд в его душу - созерцатель содрогнулся бы в ужасе. Ибо в
сравнении с мраком тайн, сокрытых в памяти старика, тьма обычной
слепоты уподобилась бы сиянию солнца.
По левую руку от слепца стоял
крошечный столик, скорее поставка в две ладони шириной, увенчанная
масляным светильником. Лампа была сделана из тонкой проволоки и
стеклянной фабричной лампы, в цоколе которой просверлили отверстие
и вставили фитиль. Даже наполненный, светильник давал очень мало
света, ровно столько, чтобы посетитель чуть-чуть ориентировался в
помещении без окон. А сейчас даже неверный пляшущий огонек умер,
выпив досуха скудный запас масла.
Слепец сидел, выпрямившись, словно к
спине была привязана доска. Он сложил ноги по-турецки, чувствуя
холодок утоптанной земли через тонкую циновку. Оно, то есть
циновка, знавала лучшие времена, проделав длинный путь вниз, к
убогим трущобам от фешенебельной гостиницы в «национальном»
китайском духе. В тонких старческих пальцах сухо пощелкивали четки,
необычные, странные для того, кого иногда с оглядкой называли
«Святым». Вместо обычных бусинок из дешевого стекла на нейлоновой
нитке плясали, словно живые, кубики, похожие на игральные кости -
из желтого целлулоида, помутневшие от времени и многочисленных
царапин. Если бы в комнате было чуть больше света, а какой-нибудь
посетитель обладал орлиным взглядом, он мог бы заметить, что на
каждой грани тщательно выцарапан иглой крошечный рисунок,
изображающий череп и скрещенные гаечные ключи.
Человек с четками сидел в полной
неподвижности, похожий на мумию. Лишь движения пальцев и чуть
сипловатое дыхание свидетельствовали, что он жив.
Снаружи послышались голоса, перекрыв
обычный приглушенный шум, который несла улица – скрип колес на
тележках рикш, заунывные вопли торговцев креветочным концентратом,
стук множества ног, обутых в ботинки на деревянной подошве.
Заканчивалась третья рабочая смена на ближайшем заводе, работники
спешили по домам и «экономам», чтобы воспользоваться коротким
отдыхом.
