Сдав нашу троицу старому вояке,
который напугал нас своим страшным видом, вызвав настоящий ужас в
головах мальчишек, вырванных из своих привычных условий, и
брошенных в огромный и пугающий мир. А бояться было чего. Вернее,
страшило отсутствие у него части органов, а именно, левых глаза и
уха, и трех пальцев на левой руке, которую он постоянно прижимал к
своему боку, когда хромающей походкой куда-то направлялся. Кроме
пустой глазницы, его лицо уродовало пятно шрама от ожога.
Характер служаки был не менее
скверным, чем его рожа. Уже позже, через несколько месяцев, один из
стражников барона, возле которого мы упали, чтобы отдышаться,
рассказал нам вкратце о нашем учителе-мучителе.
Хромой Йенс с юности служил роду
нашего барона. Пальцы потерял, когда оборонял замок от шайки
наемников, бросивших службу у своего нанимателя после поражения в
битве, и отправившейся грабить всё, что попадает им на пути. Замок
оказался им не по зубам. После этого Йенс стал десятником, а
отсутствие пальцев совершенно не мешало ему держать щит в строю
латников. А в кабаке кружки он поднимал другой, правой рукой, у
которой с пальцами было все в порядке.
В сваре между Альбрехтом Медведем и
Генрихом Гордым, куда влез и наш барон, при отражении атаки конницы
Йенс лишился сначала уха, получив удар мечом, а за тем, стрела на
излёте выбила глаз уже лежавшему на земле десятнику. Барон лично
видел, как он в начале боя сражался против пикинеров, и повысил,
дав ему полусотню.
Ожог лица, полученный при осаде
города на севере Италии, повысил его до сотника.
Так, добавляя себе увечья, Йенс
поднимался по карьерной лестнице, пока не свалился с деревянной,
взбираясь на стену замка, который пришлось отбивать в Померании.
Открытый перелом ноги и неправильно сросшаяся кость, добавили к
имени солдата приставку «хромой», а барон, ценя заслуги, отдал под
его командование нашу ораву.
Пятьдесят мальчишек, которых подобно
мне выкупили у нуждающихся бедняков, хромой Йенс гонял с утра до
вечера.
- Обещаю, замухрышки, - сказал он в
самом начале нашей учёбы, - что голодать вы у нашего господина не
будете, но и жиром не обрастете. Уж вы мне поверьте – не дам такому
случится.
И обещание свое сдержал. Сколько я
себя помню, я всё время куда-то бежал. Ходить спокойным шагом я и
все мои товарищи, могли только по дороге на церковную службу. Все
иные перемещения только бегом. И Йенса не волновало, что в этот
момент у нас было в руках: мешок с репой, бревно или ведро с водой.
«Бегом, бездельники!».