—Ей
не понравится. Заведение не для женщин, — отец припарковал автомобиль у трехэтажного
здания, построенного в стиле ампир. Налет старины и роскоши.
Парень
заинтересованно разглядывал дом с высоким крыльцом, в обрамлении колонн. Огромные окна, занавешены темными
шторами, через которые кое-где пробивался неяркий свет. Одного взгляда на фасад
хватило, чтобы сделать вывод о высоком статусе заведения.
—
Это мужской клуб? — голубые глаза восхищенно рассматривали строение.
— Ты
прав, — подтвердил догадку отец, — тематический закрытый клуб.
Мужчина
замолчал, делая ставку на догадливость сына и лелея надежду, что ему не
придется подробно объяснять цель их визита.
Отпрыск
молчал.
Отец
разочарованно вздохнул. Все же он должен был раньше поговорить с парнем. Набрав
полную грудь воздуха, приготовился к объяснениям.
—
Теодоро, послушай, — мужчина развернулся к юноше. — В семье Конти, есть обычай, которым не
пренебрегал ни один мужчина. Он существует много веков. И как бы это не
выглядело, мы тоже должны с тобой последовать ему, — старший Конти перевел дух.
Говорить о таком с сыном он не привык. Для него он все ещё был маленьким
мальчиком. Его милым Тео. Но предки обязывали, да и внешний вид единственного
отпрыска вынуждал. — Так вот. В день своего восемнадцатилетия каждый юноша из
рода Конти посещает подобное заведение, — отец кивнул на дом за окнами
автомобиля, — и мне тоже когда-то пришлось прийти сюда, точнее мой отец привел
меня, а его, его отец, твой прадедушка, а прадедушку Конти его...
— Я
понял пап, — парнишка избавил родителя от перечисления мужской линии предков.
— В
нашей семье считается, что именно в этом возрасте юноша становится мужчиной, не
только духом, но и телом, — со стороны пассажирского сидения на рассказчика
уставился недоумевающий синий взгляд. —
И не надо на меня так смотреть, Теодоро, — смутился глава семейства
Конти. — Ты прекрасно знаешь, что значит
стать мужчиной.
—
Я... я... зн... зна... знаю, — откровенность отца застала врасплох. — Но я
как-то по-другому представлял свое мужское взросление, — прыщавые щеки окрасил
стыдливый румянец.
Тема,
выбранная отцом для беседы, казалась немного неуместной. Они никогда не
говорили о столь интимных подробностях.
Тео
заерзал на сидении, обреченно ожидая продолжения. Папа молчал. Не решался. Он
заметил по рукам, сжавшим руль.