Таким образом, если я не попаду на чердак дома по адресу
Ленинград, проспект Маклина, 20 — туда, где в тайнике рядом со
старой винтовкой лежит смартфон — меня ждёт вполне заурядная
жизнь.
Молодости, инженерного образования, знания языков и памяти о
перспективных направлениях науки и техники хватит для безбедной
жизни в богатых Соединённых Штатах, далёкой Австралии или тихой
Южной Америке. Ближе к старости, по всей вероятности, удастся
разбогатеть, играя на бирже. При определённом везении есть шансы на
скромную отраслевую славу изобретателя каких-нибудь специфических
транзисторов или, наоборот, удачливого коммерсанта средней руки,
вовремя поставившего, скажем, на производство пуговицы для военной
амуниции или продажу телевизоров.
Просто, надёжно, и… Недостойно!
Можно ли ради личного благополучия упустить уникальную
возможность дать старт новому миру, изменить незавидное будущее
родной страны?
Страшно думать о таком уже сейчас!
А что делать спустя чёртову дюжину лет, когда огненный вал
второй мировой покатится по планете?
Упереть дуло себе в висок?!
Ведь как ни уходи от глупого пафоса, нельзя отменить примитивный
и глупый факт: никто кроме меня не сможет спасти десятки миллионов,
погибших в этой мясорубке.
А ещё…
Наедине с самим собой стоит быть честным до конца — я хочу
отомстить, и я хочу прославиться.
То есть порой, редкими бессонными ночами меня терзает страх:
спасение людей — суть удобный повод. На самом же деле обнаглевшее
честолюбие готово загнать тело в смертельный капкан из-за одной
лишь надежды стать знаменитым — как Ленин, Троцкий, или хотя бы
Ельцин.
Ничуть не лучше дрожь предвкушения скорого расчёта по долгам с
процентами за унижения тюрьмы и концлагеря — свои и тех, кто успел
стать близок и дорог.
Здесь и сейчас я стараюсь не искать окончательный ответ на
вопрос «что важнее». Боюсь, он не понравится моей совести. Сперва
нужно пройти первый, самый простой квест — вернуть в свои руки
смартфон. Для этого нужны — как говорил кто-то из великих — всего
три вещи: деньги, деньги и ещё раз деньги.
Судьба на моей стороне — уже подкинула недвусмысленный намёк.
Почти годовое заключение в «библиотечной» камере Шпалерки позволило
найти Учителя. Именно так, с большой буквы. Чех Кривач-Неманец,
профессор и полиглот, свободно владеющий десятком европейский
языков и диалектов, придал блеск моему «хорошему» английскому,
довёл до очень неплохого уровня немецкий и заложил прочные основы
французского. А ещё — перед уходом на гибельный соловецкий этап —
он подарил мне пароль на доступ к банковской ячейке франкфуртского
«Metzler Bank». По его словам, там ещё чуть не со времён
Гражданской войны «застрял» неплохой куш от одной из секретных
операций Коминтерна.