Какая чума занесла советских разжигателей мировой революции в
немецкую провинцию? Зачем они выбрали небольшой банк, основанный —
если верить вылепленной над входом цифре — аж в далёком 1674 году,
то есть во времена Тридцатилетней войны[2]? Что именно там
хранится?
Наверняка ответов не знал и сам профессор.
Однако усомниться в его словах мне просто не пришло в голову.
Поэтому в Хельсинки я не стал задерживаться и лишнего дня. Спешно
сдал удачно подвернувшемуся заказчику черновик свежесочинённого
автобиографического романа с незамысловатым названием «Тюрьма.
Лагерь. Побъгъ», взамен получил шестьсот долларов гонорара.
Надо сказать, неплохая сумма — таская мешки в порту я планировал
накопить столько лишь к зиме. Жаль только, что большая половина
ушла жуликам-лоерам, выхлопотавших мне нечто, оказавшееся в своей
сути трёхмесячной визой для «лечения на водах».
Звучит до крайности смешно, совсем как рекламный «слоган» 21-го
века «Оформляем «шенген». Дёшево. Гарантия».
Однако реальность сурова…
Нансеновский паспорт, выданный мне на прощание финским
чиновником, штука конечно удобная, но… Ни в коей мере не является
основанием для въезда в Германию. Вот и приходится подпирать его
костылём визы, по-немецки основательно привязанной к отелю в
курортном Баварском городке Берхтесгаден, да ещё и «запертой», то
есть имеющей специальную оговорку о непродлении без разрешения
выдавшего консульства.
Поэтому менее чем через три месяца меня вполне могут арестовать,
а потом, наградив прощальным пинком пониже спины, выкинуть за
границу. Практически наверняка — во Францию, там нашего брата
русского эмигранта принимают без особых возражений. Но если
упрямиться, то могут по блату направить обратно на родину, в
«триэсэрию».
С ячейкой в «Metzler Bank» в общем и целом всё оказалось хорошо.
Пароль верный, содержимое никто не забирал, но…
Обнаружились нюансы…
Не далее как вчера утром я с жадной надеждой рассматривал
по-деревенски простой офис банка во Франкфурте-на-Майне. Не долго,
ровно столько, сколько занял расчёт с шофёром такси и путь до двери
через мостовую.
Толкая тяжёлые створки, я ожидал попасть в полутёмную берлогу,
обшитую благородным красным деревом с торчащими тут и там
четырёхгранными шляпками почерневших от времени гвоздей. Однако в
реальности — чересчур узкий, но при этом высокий и длинный зал
буквально заливали лучи света. Стены и конторка оказались отделаны
превосходным белоснежным мрамором, лишь забранные бронзовыми
решётками окошечки выдавали причастность заведения к денежным
делам.