Он сходил за ним сам? И из-за этого получил ранение? Из-за меня? Недоумение смешивалось со страхом, который так из меня и не вышел. Кажется, суровый мужчина позволит мне остаться в Проционе. И по всей видимости, я не буду гнить в тюрьме за незаконное пересечение границы.
— Мюнхен проводит и поможет разместиться. Завтра в полдень прибудешь на инструктаж. Иди, Вероника Солнцева. — Отправлял меня Дарвин. Сам он не посчитал необходимым представиться. Имена у них странные. Но спрашивать о том, я точно не стану. По крайней мере, не сейчас.
— С-с-спасибо. — Поднялась я и едва не рухнув, придержалась за стену.
— Дойдёшь? — Прозвучало грубоватое.
— Да.
В голове кучковались вопросы. Задавать их бессмысленно. Всё равно ничего не запомню и не усвою в таком состоянии. Прямо за дверью меня ожидал уже знакомый лысый громила. Мюнхен, значит...
— Ну что, потопали, воробушек. Что-то ты совсем бледная! — Отметил мой конвоир.
— Будешь тут румяной! — Запыхтела я в ответ.
— Доковыляешь?
— Угу.
Мы вышли тем же путём, которым пришли. Свежий воздух проник в лёгкие и помог не склеить ласты раньше отпущенного мне земного срока. Сразу видно, что жизнь в Проционе разительно отличается от привычной мне. Здесь много мужчин и пока я ещё не видела женщин. Но, возможно, потому что мы у самой границы.
Огромное здание с зеркальной облицовкой всё не заканчивалось. Мы шли вдоль него. Всюду стояли внедорожники и патруль сновал туда сюда. Кормят их тут, наверное, чем-то особенным. Все как на подбор здоровенные и высоченные. Генофонд, что надо!
— Есть одно правило. Но о нём тебе расскажет Дарвин чуть позже. Старайся ни с кем пока не заговаривать без особой причины. И не прикасайся ни к кому. Тебя никто не тронет... какое-то время... — Услышала я и внутри что-то содрогнулось.
— Пока — это как? — Почти пропищала я.
— Не дрейфь, птичка! Всё объяснит Дарвин. Обычно он не берёт на себя возню с новенькими. — Бросил на ходу мужчина. Это мне так подфартило или наоборот? Вспоминая суровое лицо без капли теплоты во взгляде, я тряхнула головой, прогоняя пугающий образ.
— Объяснит? Он такой «словоохотливый». — Ворчала я скорее от волнения, чем по злобе. Мюнхен хохотнул, но промолчал.