У входа охрана, внутри строгий седовласый дядька. Он окинул меня хмурым взглядом и принялся допрашивать провожатого. Тот пояснил, что Дарвин распорядился разместить. Вопросы сразу отпали. Похоже, тот самый Дарвин пользуется авторитетом и его решения не принято оспаривать.
— Залетай, птичка. И не проспи. Завтра в полдень на ковёр к сама знаешь кому. — Видя мою реакцию, не стал он называть имя. Чуть помедлив, Мюнхен добавил: — Так и быть сопровожу, но ждать он не любит.
На том мы и расстались. Громила ушёл, оставляя меня на ответственного теперь за моё размещение. Дядечка не сильно уступал ростом молодым обитателям Проциона. Суховат по сравнению с ними, но если сравнивать с людьми его возраста, которые встречались мне ранее, этот человек в прекрасной физической форме.
— На этаже ты одна. — Сказал мужчина, нажав кнопку лифта с цифрой семь. — В комнате есть всё необходимое. Выходить не желательно. Тут повсюду камеры, так что сама понимаешь, я буду в курсе твоих перемещений.
— В комнате тоже камеры? — Ахнула, представляя как стану раздеваться под наблюдением.
— Нет. Там без надобности. — Будто прочитал мои мысли седой.
— Как к вам обращаться? Я Ника.
— Тебе вряд ли придётся ко мне обращаться. — Цокнул дядька и двери лифта распахнулись, выпуская. Я последовала за ним.
Едва отворилась дверь предоставленной мне комнаты, седовласый ушёл. Дружелюбие и приветливость не свойственны местным жителям. От них веет холодом и осторожностью. Только Мюнхен был добрее других.
Ключ-карту я выдернула и, закрыв дверь, не совсем облегчённо, но выдохнула. Есть передышка до завтра. Я надеюсь на это. Хотелось простых человеческих вещей: принять душ и заесть стресс.
Осмотрев жилище, я обнаружила, что в холодильнике есть продукты, в ванной чистые полотенца и даже новый халат. Прямо как в гостинице. Что ж, раз камер нету, можно и раздеться, и помыться.
Отражение в зеркале показало какой увидели меня первые встреченные жители Проциона — его защитники. Я выглядела убого. Бледная, взлохмаченная с огромными печальными глазами, голубыми как ясное небо. Оцарапанные ладони ныли, едва их коснулась вода. Умереть от заражения крови — не было причиной моих мечтаний, потому я сжала зубы и терпела.
Смыв с себя переживания дня прошедшего и ещё нет, я вылезла, насухо обтёрлась и спешно надела халат. Влажные каштановые волосы оставила сохнуть естественным способом. Завтра меня ждёт очень сложный день и войти в него надо, хотя бы чистой и причёсанной.