происходил
сразу из всего пространства над головами людей. Глухой протяжный
стон, от которого кровь застыла в жилах и ноги сами собой
подкашивались. Прошло не меньше пары секунд, прежде чем Холанн
понял - это скрип конструкций Аверитии, вызванный перепадом
температур. Наверху вступала в свои права шестнадцатисуточная ночь,
металл верхних уровней понемногу остывал и
деформировался.
Наконец мостик приблизился, и Уве,
открывший для себя одновременного агорафобию и страх высоты,
схватился за перила обеими руками. Вниз «Комиссар» старался не
смотреть, но с прочими направлениями было хуже, куда ни глянь,
везде пустота. Однако худо-бедно Уве таки добрался до Октавиана,
который уже успел перекинуться парой кратких слов с
Боргаром.
Экзаменатор Коллегии почти не
изменился со времени последней встречи, разве что бороду подбрил до
состояния щетины, а усы отпустил еще длиннее, так что они
охватывали рот и опускались к подбородку седой подковой. Волосы
длиной до плеч свободно развевались на ветру. Одет экзаменатор был
по местной моде, в куртку чуть ниже пояса, с глубоким вырезом и
смешными отворотами воротника. К такой одежде полагалось еще
надевать на шею полосу ткани, завязанную прихотливым узлом и очень
похожую на петлю висельника. У Октавиана петля тоже имелась, в
противовес черной куртке - синяя, в мелкую красную клетку. Холанн
подумал, что наверное предки федератов были великими грешниками,
если их потомки до сих пор каждодневно демонстрируют знак смирения
и готовности отдать жизнь в любой момент. Или, быть может, здесь
принято без промедления вешаться при какой-либо оплошности? А иначе
зачем носить на шее такой мрачный символ?..
Октавиан приветствовал Холанна
коротким кивком и зашагал по мосту, нисколько не сомневаясь, что
гости проследуют за ним. Уве и Владимир переглянулись, пожали
плечами и шагнули следом. За их спинами вновь засвистели двигатели
«Валькирии» - убедившись, что встреча состоялась, пилот готовился к
взлету. Это подразумевало, что билет прибывшим выдавался в один
конец.
Мостик вел на открытую галерею,
которая уходила в обе стороны, покуда хватало взгляда. Теперь,
когда первый шок прошел, и Холанн лучше ориентировался в окружающем
мире, глаз осторожно приспосабливался к новым масштабам. Но
восприятие все равно бунтовало, сопротивляясь разумному знанию о
том, что на самом деле все вокруг стоит на весьма прочных опорах.
Подсознание вопияло, что под ногами пустота, и окружающий мир
вот-вот провалится в тартарары.