Мне это, конечно, ничего не говорило,
кроме того, что данный род скоро пресечётся противоестественным
образом. Я понял, что Антони попал меж молота и наковальни. Парень
без сомнений встрял… был должен. И, похоже, на этот раз значительно
больше, чем обычно. Однако, сообщить правду своей «маман» юнец не
мог, и даже не в силу природной трусости.
«Похоже, вокруг него собралась
компания шулеров, которые давно взяли дуралея в оборот. Но на этот
раз, решили прищучить, как следует, – догадался я. – Шутки
кончились, Антони. Пора тебе во взрослую жизнь. В твои шестнадцать
я уже не просто разучил строевой шаг, а командовал отделением. Но
тебе этот навык навряд ли пригодится… Ведь ты не умрёшь на поле
боя. Тебя зарежут молодчики кредитора».
Видимо, юноша пришёл к такому же
выводу. Когда мы вернулись в особняк, Антони прихватил из погреба
две бутылки вина, после чего заперся в своей спальне, велев мне
дожидаться указаний в оружейной. Я повиновался. За окнами
загорались масляные фонари. Мне не было их видно, лишь размытые
световые сферы, что расцветали над стеной. Особняк Веленских стоял
на окраине города на очень короткой улице. Здесь было пять поместий
по одну сторону дороги, с другой теснились здания частных
мануфактур. Оружейная комната, в которой мне приходилось коротать
долгие дни и часы, располагалась на втором этаже. Дожидаясь
очередного зова, я подолгу стоял у окна, ни о чём не думая, а
просто созерцая небо и звёзды.
Я понимал, что не просто изменился, а
стоял по ту сторону бытия смертного, но лишь одной ногой,
прицепившись к старому миру другой. Я чувствовал запахи, видел,
слышал, правда не мог говорить. Мне не требовалось есть или пить.
Мысли почти лишились эмоциональной окраски, и многое из того, что
волновало меня, как человека при жизни, перестало быть важным. Я
вспоминал семью, но это не вызывало трепета, на поверхности
сознания отпечатался лишь сухой факт – она у меня когда-то была.
Когда-то. При желании можно было подсчитать, сколько времени
прошло. Но мне не хотелось этого делать. Зачем? Что это изменит?
Точно так же меня совершенно перестала волновать обстановка на
фронте. Я слышал отдельные обрывки разговоров и фраз, о том, что
стороны склоняются к миру. Мне то от этого что? Сознание заполняла
холодная, всепоглощающая тоска. Всё вокруг казалось блёклым и
серым. Я просто замирал у окна и смотрел в даль невидящим взглядом,
теряя счёт времени.