- Больно как-то они… - Император вздохнул. – Старательно
прославляют.
- Лучше это вот? – князь сложил газетенку, которую с превеликой
радостью выкинул бы. А то и вовсе запретил бы. – Чтоб писали о…
погоди… «противоестественных наклонностях, разрушающих саму
суть…»
Император снова вздохнул.
- И что с ними делать, а?
- Ну… ваш отец отправил бы в лечебницу для душевнобольных, - с
готовностью ответил Поржавский. – Ваш дед – на каторгу, а прадед –
сразу и на плаху бы, чтоб не тратиться.
- А мне что?
- А вы – монарх современный, просвещенный и ратующий за равные
права граждан. Вам так неможно.
Третий вздох был тягостней предыдущих.
- Жениться вам надобно, Ваше величество. Я уж который год
твержу… тогда и поумолкнут.
- Нового чего выдумают.
- Или хотя бы любовницу людям покажите, глядишь, и
приспокоятся…
Император покраснел.
Было ему двадцать два года и на престол он взошел в результате
несчастного случая, которые и с особами голубых кровей
приключаются. Особенно когда те, в подпитии будучи, решают доказать
собственную удаль, причем особо извращенным способом – седлая
необъезженного коня. Поскольку в тот трагический вечер компанию
Императору составляли его весьма близкие приятели из числа
гвардейцев, и тоже были они нетрезвы, идея всем показалась просто
замечательной.
Коня даже оседлали.
И помогли в седло забраться.
Маги же ж…
Потом коня по требованию Императора отпустили, ну и… скотина
оказалась с норовом, защиту Его Императорское Величество не
удосужились использовать, ибо было это противно натуре истинного
рыцаря, а в седле они не удержались по-за нарушения
координации.
Падение.
Сломанная шея. И разом протрезвевшая гвардия.
В общем, разбирательство было долгим, нудным. Спецслужбы копали,
пытаясь отыскать в произошедшем признаки заговора или хотя бы след
врага, но… увы.
Виновные были отлучены от двора.
Кто-то лишился титулов.
Кто-то званий.
Кто-то даже под суд попал, но Александр, которому пришлось с
головой погрузиться в это вот все, перечитывая бесконечные
протоколы допросов и вникая в родословную несчастного жеребца,
составленную в попытке хоть там углядеть злокозненный след, решил,
что особой вины ни на ком нет.
И волей своей помиловал.
Не сразу, конечно, но приурочив амнистию, как сие издревле
водилось, к коронационным торжествам. Народ, пребывавший в столь же
глубоком удивлении, что и весь двор, к смене власти отнесся с
некоторым подозрением.