И потому связь эту Поржавский не одобрял категорически. Но
поелику после расставания с невестой у Александра как-то оно совсем
с женским полом не заладилось, то терпел, неодобрение свое при себе
удерживая.
- Я ей говорил, да разве ж слушает? Почему никто меня не
слушает, а? Министрам говорю, те кивают, что болванчики… а толку?
Все одно по-своему делают. Думцы глядят снисходительно… проекты
один за другим заворачивают. Я вообще самодержец или как?!
- Или как, - когда-то князь взял себе за правило подопечному не
лгать. – Власть, она такова, что пока ты сам её не возьмешь, то и
не дастся…
Его Императорское величество с тоской уставился в окно.
За окном зеленел парк.
Дорожки. Кусты. Дерева. Весна вовсю разгулялась. До лета
всего-то ничего, а радости в душе нет.
- Мне уже намекали, что с меня довольно подписи… и что сам я
могу идти вон, в парке гулять… с девицами. Охоты там, балы… прочее
все.
И о том князь знал.
- Почему ты молчишь?
- Потому что ты сам должен понять, чего хочешь. Если в парк и
гулять, то особого вреда не случится. Лет пару. Или больше, нежели
пару. Держава крепка… пока еще.
- Вот именно, что пока… я ж понимаю, что слухи эти кто-то
раздувает.
Император стиснул кулак.
- И что отречение мое в пользу Мишки многих порадует. Создадут
регентский совет… хотя, если уйду в парк, то и слухи
прекратятся.
- Скорее всего.
- Хрен им, - Император выдохнул. – Газетенку эту… тряхни. Найди
владельца и намекни, что, я может, монарх и просвещенный, да только
тоже кое-чего могу. Будут пакости писать, отправлю их с особым
заданием… на землю Франца-Иосифа… писать об успехах сельского
хозяйства.
- Так… там сельского хозяйства нет, - удивился князь.
- Вот… как появится, так сразу разрешу написать об успехах и
вернуться. Даже награжу. Медалью. За самоотверженное служение
отечеству.
Он покосился на свое отражение, а то – на Императора. Было
отражение… так себе.
О чем невеста, когда он задал ей вопрос по поводу неких
компрометирующих фото, что всплыли в сети, ему и сказала. И про нос
большой. И про подбородок вялый. И про мышечный тонус.
Семья её, конечно, сказанного не одобрила и даже заставила
принести извинения, когда Александр предупредил о расторжении
помолвки, но слова были сказаны.
И запали в душу.
Глубоко.
А еще сказала, что он мягкохарактерный. И тут, получается, была
права. Дело ведь не в этой нелепой газетенке. В сети вон похлеще
статьи пишут. Дело в том, что стала она последней каплей,
истощившей терпение Александра.