Потому что присоединилась к Таккерам не по своей воле и
прижиться, а заодно смириться со здешними порядками так и не
смогла.
Двенадцать лет назад меня выловил рыбак возле Красного Рифа. Его
жена с трудом меня выходила - по ее словам, на мне и живого места
не оставалось. Но напрасно мэр Чаверти приказал разыскать мою
семью, - на вид тогда мне было лет семь-восемь, - дети на острове
ни у кого не пропадали, а я так и не вспомнила ничего, кроме своего
имени.
Эйвери, так меня звали. И это было все, что осталось от моего
прошлого.
На ближайших островах ребенка тоже никто не искал, поэтому мэр
решил, что я, скорее всего, упала с проходящего корабля, и только
по счастливой случайности меня не сожрали акулы и не выпили кровь
магически измененные монстры.
Отправленный в столицу запрос тоже не помог – на него до сих пор
не было ответа, хотя прошло уже двенадцать лет.
Делать со мной оказалось нечего. Рыбак оставлять у себя не
захотел – у самого было семеро по лавкам. Мэр уж тем более, поэтому
меня сдали в общину Таккера, принимавшую всех без разбора. Решили,
что так для меня будет лучше.
Ошиблись, но дело было сделано.
- Я погляжу, ты полна божественного сострадания и человеколюбия,
сестричка! – отозвалась я, подойдя к той самой щели.
Тут со стороны двери затянули молитву за упокой, да так громко,
что я поморщилась.
- Тебя сожрут драконы, Эйвери Таккер! Или спалят у всех на
глазах! – продолжала шипеть Мэри. – Да, пусть они тебя испепелят, а
я завтра надену свое лучшее платье и приду посмотреть, как ты
сдохнешь!
Мэри давно меня ненавидела, хотя в детстве мы неплохо ладили.
Играли вместе и называли друг друга лучшими подругами. Но потом я
вытянулась и сейчас была почти на голову выше нее. Волосы
посветлели и походили цветом на спелую пшеницу, а глаза стали
ярко-синими, словно небо над Чаверти.
Зато Мэри так и осталась низенькой, кругленькой и с черными
курчавыми волосами, которые не удавалось ни выпрямить, ни
осветлить, напрасно она вымачивала их по совету Милли в ослиной
моче.
От этого не было никакого прока, лишь воняло так, что в общине
все от нее воротили носы. Но незаметно, чтобы не вызвать гнева
преподобного.
К тому же, Мэри продолжала разрастаться вширь, так как от работы
на полях она была освобождена и за овцами тоже не ходила. Зато на
кухне всегда получала двойную, а то и тройную порцию.