По мнению Тернера, вплоть до начала XX в. развитие американского общества определялось наличием «свободных земель», где «цивилизация» сталкивалась с «дикостью», а результатом этого контакта становилось формирование уникального социального типа. Расширение внутренней колонизации, то есть смещение линии фронтира, превращалось в постоянный источник «нового американского продукта». «Фронтир – это полоса наиболее быстрой и эффективной американизации, – утверждал Тернер. – В горниле фронтира все иммигранты американизировались, становились свободными и сплавлялись в смешанную расу… Фронтир способствовал формированию американского народа смешанного национального состава»[80]. Тернер призывал не переоценивать роль английской культуры и английского языка в социальной палитре американского общества, поскольку именно ощущение фронтира в течение двух столетий пестовало уникальный дух американских пионеров, формировало их «интеллектуальные свойства глубочайшего значения», закладывало основы американской демократии[81]. Впрочем, одновременно Тернер признавал, что «эпоха фронтира» в истории Америки завершена, а значит, «плавильный тигель» не может работать по-прежнему. Выявление и анализ новых форм социальной динамики стали первоочередной задачей американской теоретической социологии.
Большинство профессиональных социологов с заметным скептицизмом относились к образу «плавильного тигля» и к самой идее жесткой ассимиляционной политики, полагая, что американская нация не представляет собой исключительно расу WASP, а массовая иммиграция – это и есть тот неисчерпаемый источник, из которого рождается подлинно американский национальный дух. Так, например, Рэндольф Бурн в своем знаменитом эссе «Транснациональная Америка» (1916 г.) призвал правительство признать те преимущества, которые получает Америка от новых волн иммиграции, от прибытия людей с иными этническими корнями. «Для Америки, – писал Бурн, – опасен не тот еврей, который придерживается веры отцов и гордится своей древней культурой, а тот, который утратил свой еврейский очаг и превратился просто в жадное животное. Дурно влияет на окружающих не тот цыган, который поддерживает создание цыганских школ в Чикаго, а тот, который заработал много денег и ушел в космополитизм. Совершенно ясно, что если мы стремимся разрушить ядра национальной культуры, то в результате мы плодим мужчин и женщин без духовности, без вкуса, без стандартов, просто толпу… Они [иммигранты] формируют разумное начало и ценности, которые означают развитие жизни. И лишь постольку, поскольку уроженец другой страны сумеет сохранить эту эмоциональность, он сможет стать хорошим гражданином американского общества»