Походка… О, это особая статья! Ходить офицеру-гвардейцу подобало так, чтобы его можно было узнать и в штатском платье. Науке сей учились не один год. Нужно было уметь чуть-чуть, едва заметно приподниматься на цыпочки при каждом шаге. Такая походка называлась «петушиный шаг». «Петушком» входили на строевой плац и в лучшие салоны столицы. «Петушком» с годами «входили» в новые должности, в новые чины, получали повышение в звании и по службе.
Нужно было также уметь хорошо танцевать самые модные танцы, один из которых – вальс – требовал тренированности и навыка. Следовало уметь вовремя и точно отпустить в разговоре две-три фразы по-французски, что сразу же выдавало светского человека. Считалось незаурядным на застолье съесть и выпить много, при этом не опьянеть и держать себя в руках и в рамках приличия, а также время от времени произносить не банальные здравицы и тосты. И наконец, необходимо было обладать навыками хорошего визитера, славой амурного храбреца и покорителя дамских сердец, играть в карты, причем не стесняться проигрывать приличные суммы, – в общем, быть настоящим теперь уже не корнетом, а гусаром.
Мусоргский во всем этом преуспел. Вышеперечисленными премудростями обладал вполне, и «честь гвардейского мундира» не была им запятнана ни в коей мере.
Но Модест Мусоргский в свои семнадцать лет обладал еще одним умением, еще одним навыком, выгодно отличавшим его от старших товарищей и сверстников: он играл на фортепиано. И не просто играл, а хорошо играл, и к тому же импровизировал.
Балы, танцы, вечеринки, пирушки не обходились без него. В компании он был незаменим. Во всяком дому – принят одним из первых.
Вскоре в полку даже стал образовываться небольшой кружок любителей музыки. Не один Модест имел музыкальное образование, хотя «школа» Герке принесла ему определенный авторитет. Среди офицеров были прекрасные вокалисты. Один из них – Орлов имел особенное пристрастие к маршам и прослыл поэтому «маршевым музыкантом».
Зачастую они не участвовали в пирушках и собирались вместе, чтобы помузицировать.
Иногда разгорались споры. Спорили Бог весть о чем. Многие из юношей еще были мало знакомы с историей музыки. Но каждый считал себя знатоком.
Пианист Николай Оболенский любил инструментальную музыку.
– Наши российские композиторы, – вдруг начинал он, – еще пока не создали ничего достойного ни в симфонии, ни в камерной музыке. Разве что с Глинки можно считать рождение нашего инструментального творчества.