Одним из источников развития аналитики управления было фундаментальное исследование этих образов и подозрение, что они не подходят для осмысления ключевых политических проблем настоящего. Мы помним известный афоризм Фуко о том, что «в политической теории нам еще предстоит отрубить королю голову» (Foucault 1980b: 121). Иными словами, по Фуко, проблема оснований суверенитета и нашего подчинения ему должна быть вытеснена анализом множественных операций и механизмов власти и господства. Для этого он сначала обратился к языку войны и господства. Взять хотя бы его предложение перевернуть тезис Клаузевица, согласно которому война – это продолжение политики другими средствами (Foucault 1980b: 90–91)[56]. Если политика – это война, продолженная другими средствами, то мы должны уделить внимание подвижным отношениям стратегии и тактики, противостояний и битв, а также диспозиции сил, которые используются в политическом правлении и провоцируемом им сопротивлении.
Следует воспринимать эти утверждения Фуко как рабочие провокации нашего способа думать о социальном регулировании и политическом порядке, а не как готовую теоретическую альтернативу. В траектории развития его мысли о власти и господстве в 1970-е годы прослеживается несколько вех, однако необходимо проявить осторожность, чтобы не предположить в этой траектории фундаментальные разрывы. Во-первых, он стремился поставить под вопрос обоснование теории власти с помощью представлений о законе и суверенитете. Для этого он сначала экспериментировал с языком войны и господства как способом реконцептуализации власти. Это исследование можно найти в курсе лекций 1976 года «Нужно защищать общество» (Foucault 1997b; 2003; Фуко 2005b). Одним из его следствий стала дихотомия между «сувереном», юридической формой донововременной власти европейских абсолютистских монархий, и нововременной (modern), нормализующей «дисциплинарной» властью, или «биовластью». Позднее он оставил язык войны, так как тот вел к «экстремистскому разоблачению власти» как репрессивной (Pasquino 1993: 73). Так, в конце 1970-х годов он обращается к проблематике управления в том виде, в каком мы ее описали, и к темам безопасности, либерализма и населения. Этот ход следует понимать в контексте попытки переосмыслить проблемы власти и регулирования