Ваня сел на самом берегу по-японски, на пятки, словно заправский
буддийский монах, прикрыл глаза и снова попытался остановить
внутренний диалог. Вроде получилось и на душу снизошёл неземной
покой. Через некоторое время возникло желание открыть глаза и он
это желание исполнил. Как всегда при этом упражнении мир выглядел
на удивление чётким и свежим, словно всю предыдущую жизнь он
смотрел на этот мир сквозь мутное стекло, а сейчас это стекло
протёрли. Всё вокруг обрело необыкновенно яркие краски и стало
различимо до самых мелких деталей, а сам он словно выпал из потока
бытия. Он перестал быть для местной живности угрозой или добычей,
он был здесь и не здесь. Вот, даже какая-то пичуга села ему на
плечо, что-то прощебетала и упорхнула.
И тут рядом снова раздалось девичье "Хи-хи!". Затравленно
оглядываясь, Ваня вскочил. Никого и ничего. Немного придя в себя,
он заметил, что Солнце уже почти касалось верхушек деревьев на
противоположной стороне болота. Приходилось признать, что выдернули
его из медитации очень вовремя, пора уже было двигать к дому, да в
темпе. Но и не пройтись по этому колыхающемуся ковру он не мог:
болото либо тебя отторгает и тогда ты будешь испытывать безотчётный
страх при одном его упоминании, либо принимает и тогда ты будешь
испытывать вечную тоску, даже через много лет, даже в городе она
будет сидеть где-то на донышке подсознания. А оказавшись рядом ты
не сможешь устоять от соблазна сделать хоть несколько шагов на этот
зелёный ковёр, вдохнуть крышесносный коктейль болотных ароматов,
ощутить кожей гуляющий над этой неверной колышущейся равниной
ветерок. Ну и что, что на Ване сейчас были не сапоги, а кеды?
Болотная вода целебна, она вытягивает все болезни, несёт в душу
свежесть и успокоение. И вообще, кто не стоял босяком на сфагновом
ковре, тот на болоте, считай и не был. Ваня разуваться, кончено не
стал, но и перспектива промочить ноги не пугала совершенно, поэтому
он смело ступил на раскинувшийся перед ним моховой ковёр.
Поверхность под ногами упруго качнулась, ледяная болотная вода
тут же пропитала кеды и добралась до ступней, приятно их освежая.
Ваня вспомнил давние ощущения и улыбнулся, светло и радостно.
Пройдя ещё несколько шагов он поклонился, положил на ближайшую
кочку кусок хлеба и произнёс: