Лес казался бесконечным.
С бородавчатых ветвей бересклета
свисали спелые грозди — и таращились на меня чёрными зрачками из
ядовитой мякоти. Встречалась переспелая, подсохшая земляника.
Дозревали орехи лещины — ещё пара-тройка неделек и можно
собирать... Вот только, чтобы вернуться за ними через эти самые
недельки, сперва хорошо бы отсюда выбраться.
Темновато становилось. Поджилки
холодели всё сильнее. Под ногами шуршала подгнивающая листва с
примесью хвоинок. Пышно разросшуюся под лесным пологом сныть я
старалась обходить, чтобы не наступить на змею. Пробивающийся
сквозь ажурные кроны свет иссякал, как вода в огородной лейке,
мысли тоже мрачнели с каждой минутой.
А что, если меня не найдут? Что, если
я так здесь и...
Старый клён очень удачно выставил
корень, а шелестящая перина надёжно укрыла эту подлянку.
Зацепившись ботинком, я едва не рассыпала с таким трудом собранные
ягодки. Сдула с глаз рыжую прядь, выбившуюся из косы,
осмотрелась.
И куда дальше идти? Ох, какая
знакомая валежина...
Кажется, я здесь уже была...
— Аминка! Квета! Ганка! Вы меня
слышите?! Ау!!!
Голос дрожал, во рту давно пересохло,
но я продолжала звать на помощь. Чем сильнее темнело, тем лес
становился всё более чуждым, враждебным. Через час-другой наступит
такая темень, что собственной вытянутой руки не разглядишь.
Совершенно не хочется узнать, удастся
ли пережить здесь ночь.
По щекам уже текли слёзы, я глотала
их и шмыгала носом. От плача картинка размывалась, глаза жгло. Я
всё меньше понимала, куда иду. Наверное, следовало остаться на
месте, как только сообразила, что потерялась... Но я же думала, что
вмиг девчонок разыщу! Делов-то!
Каждый шорох пугал, заставлял
настороженно останавливаться и прислушиваться. Лесные звуки
становились всё более жуткими. Холодная влага тумана наполняла
лёгкие. От почвы исходил тяжелый землистый дух. Я зябко ёжилась,
руки совсем закоченели на дужке корзинки — не столько от холода,
сколько от ужаса. Перспектива заночевать в лесу до смерти пугала.
Кишочки нехорошо скручивало, начинало мутить.
Подол испачкался от влажных побегов,
обувь совсем промокла.
Устав аукать и продираться через
устрашающие заросли, я опустила корзинку возле могучего ствола с
замшелым комлем. Уселась рядом и привалилась спиной к шершавой
коре. В усталых ногах проснулась боль, что совсем некстати. Била
мелкая дрожь. Я обхватила колени в горьком рыдании.