Форштевень рассекал кипящие волны.
Вздымались грозные валы, их пенящиеся верхушки обрушивались вниз,
грозясь пришибить творение рук человеческих, как назойливую
букашку, без спросу ползающую по вековечному телу исполина по имени
Бескрайний океан.
Фрегат взлетал на гребни этих
титанических волн и, плавно пропуская их под килем, скатывался во
впадины, будто санки с ледяной горы. Даже бывалых моряков,
закалённых и длительными штормами, и бесконечными штилями, и
порохом пушечных залпов, проняло.
Нет-нет, да и перегибался матрос, а
то и офицер через фальшборт, судорожно цепляясь за планширь или
используя с той же целью поломойное ведро, только чудом не
улетевшее в морскую кипень, а лишь перекатывавшееся от бакборта до
штирборта, как бы предлагая свои услуги всем желающим.
Вперёдсмотрящий, едва удерживающийся
на салинге фок-мачты, принялся беззвучно орать и показывать на
нечто по левому борту. Капитан раздвинул подзорную трубу и направил
её по указанному курсу.
— Ах, ты ж, альбатросы недобитые! —
взревел он, но в голосе сквозили ноты одобрения и даже некой
гордости. — Взлетели! Ой, дурачьё... Снесёт же акулам на корм!
Океан вздыбил нас очередным горбом и,
щурясь сквозь пелену дождя, я заметил три вознёсшиеся над
флагманским кораблём точки. Чародеи, борясь с ненастьем, поднялись
над неистовыми водами. Раскат грома прозвучал в унисон с яростной
вспышкой молнии, озарившей на миг фигуры этих отважных безумцев.
Развевающиеся плащи хлопали и бились на ветру, подобно
заполаскавшимся парусам.
Отдалённость мешала увидеть их лица,
но этого и не требовалось. Старший из троицы, тот, в центре,
двухсотлетний вампир — магистр тайных искусств, давний ученик
Вальдемара, нашего великого герцога, под чьими знамёнами мы
отправились в бой.
Следует уточнить, что герцог этот по
совместительству является моим злокозненным дядюшкой. Впрочем,
тогда, трясясь от промозглого холода на палубе попавшего в
передрягу корабля, я ещё не подозревал о его злокозненности, а
потому разделял толику гордости капитана за наш оккультный щит и
меч.
Волеслав Ланге его звали, что более
не имеет значения.
Парящие рядом юноша и девушка — его
собственные выкормыши, пока ещё не бессмертные, но уже получившие
благословение на переход в ряды помазанников богини. Всё, что им
осталось — умереть и воскреснуть для вечности в ночи. Забегая
вперёд отмечу, что мёртвая хватка океана не отпустила ни одного из
них — живые или не очень, все пошли на корм морским обитателям, а
может, не пережили рассветных лучей следующего дня.