— Подойди, — раздался приказ, и Василиса сперва аж побежала, будто силой поволокли, словно вновь к царю-батюшке в палаты с отчётом пришла.
Сапожки, которые мельник починил, каблучками и до этого знатно по полу звенели, а сейчас отдавались ударами топора в ушах, теряясь меж колонн и отражаясь от стен. Ноги, сперва бодрые, будто опомнились, что не царский терем-то, и стали вязнуть в юбке, а дрожащие руки вновь вытянули из рукава платочек и вцепились в тесьму ногтями. На белой ткани мелькнуло пятнышко крови с костяшек, потрескавшихся от мороза. И не заметила даже, как снова закровоточило — стужа такая, что и не чувствушь пальцы уже!
Фонари на стенах за спиной тускнели, а впереди разгорались, словно подгоняя. Разглядеть в неверном мерцающем свете, кто на троне, пока не удавалось. Но что ждут её, Василиса явно видела в замершей, будто изваяние, фигуре. Даже отсюда венчающая белоснежную голову антраци́товая, сверкающая каменьями корона казалась тяжёлой, словно предупреждала гостей, что не по силам носить такую никому из смертных. Чёрные одеяния охватывали фигуру, кое-где заостряясь зубастыми углами лат, и лишь волосы по плечам спускались белоснежными крыльями.
— И впрямь седой… — прошептала царевна, продолжая идти в гулкой пустоте и вглядываясь в лицо хозяина, что казался издали ещё одним сверкающим очами светильником. Вот как те, что на жердях встретили у замка.
«Ох, лишь бы не череп, лишь бы не череп!» — молилась она, глядя то на острые скулы, то на руки, которые отсюда казались голыми костями.
Но чем ближе подходила к трону на возвышении, тем отчётливее видела, что пальцы у сидящего длинные, но кожей обтянуты, и на бледном лице не пустые глазницы, а лишь глубокие тени так контур рисуют, как ежели ночами не спать толком. Запавшие щёки, лоб высокий, выбритый на иноземный манер подбородок и цепкие, абсолютно живые, пусть и сверкающие волшебным светом глаза́.
— Не старик, — обомлела царевна и стала столбом перед троном, на мгновенье растеряв весь свой с таким трудом разогретый запал. Даже дрожать забыла, глядя снизу вверх на хозяина.
Кощей, казавшийся недвижимым изваянием, будто не дышал. Смотрел гордо, не склоняя головы, а только взгляд скосив. Пальцы длинные, и даже на вид ледяные, свободно лежали на подлокотниках, грудь закрыта богато изузоренной чернёной кирасой, а над ней, на самом вороте — искусно вышит простыми нитями знак Чернобо́га. Ни дыхания не слышно, ни пара изо рта хоть лёгким туманом, лишь искорки голубоватые из зелёных глаз посверкивают, словно волк в ночи́ у костра добычи искать решился.