– Что встал как столб? Пошел отсюда прочь!
Да прихвати с собой пустые миски! —
Монах метнулся к приставу: – Помочь?!
У! – кулаком затряс он: – Пес Борискин!
Уйди! Да затвори плотнее дверь!
Бориска мыслил, что он самый хитрый,
Но похитрей его сыскался зверь!
Эй, пристав, ты слыхал, царевич Дмитрий>3
Не помер. Нет! Жив! И вернуть готов
Себе и трон, и шапку Мономаха.
Попрыгает еще твой Годунов.
Ждут его шею и топор, и плаха.
Сел на скамью:
– И я дождусь уже!
Мне зримы, пристав, и твои напасти…
– Брось, Филарет, монаху о душе
Пристало думать…. А ты все о власти, —
Прервал его с усмешкой Воейков.>4
– Слыхал я, – он воззрился на монаха, —
От чересчур болтливых ходоков,
Что Дмитрий этот – выходец из ляхов.
– Врут! – Филарет зевнул.
– Еще есть слух, —
Продолжил пристав, – и такое треплют,
Что вышел он из ваших бывших слуг,
Что Гришка он, фамилия Отрепьев!>5
Монах вскочил:
– Отрепьев?! Брешешь пес!
Не много ли вкруг Дмитрия тумана?
– Что сам слыхал, то и тебе принес!
А ты никак взволнован? Эй, Романов!
Ты меня слышишь? Слышишь или нет?
Ну, что ты, как бодливая корова,
Уставился? Сознайся, Филарет,
Что для тебя молва эта не нова!
– Да помолчи ты, Воейков, я слышу! —
Монах был тих: – Ступай! А я вздремну.
Усердье, братец, может вызвать грыжу.
Ну, – он прикрикнул, – прочь! Иль прокляну!
Затряс большим тяжелым кулачищем:
– Вынюхиваешь все, юлишь как пес!
И, выпучив на пристава глазища,
Поднес ему кулак под самый нос.
Тот не смутился:
– Слышь, я разумею,
Что ты все знал о Дмитрии. Ведь так?!
А про себя смекнул, – «такой, скорее,