«И в самом деле, наверное, в этот раз девчата правы — мне
повезло. Сама бы не подумала, что так повезет. Приехать бы еще.
Просто так, ходить, смотреть, - думала она, медленно шагая вдоль
набережной. - Я бы весь день так бродила, а ночью села в поезд — и
утром дома».
В речной глади отражались строгие башни и зубцы кремлевской
стены. Солнце катилось за горизонт, последние отблески его гасли на
куполах старинных церквей. Зажглись фонари. И стало видно, как на
той стороне, за стеной в полумраке светятся два окна. Хотя трудно
было разобрать, горит ли там в самом деле свет или просто отблеск
от фонарей падает на стекло.
Раисе вспомнился плакат: «О каждом из нас заботится Сталин в
Кремле». А вдруг, это он там сейчас? Может быть, все знающий
советский руководитель вот так же как на том плакате сидит за
столом у лампы. Вдруг, это его кабинет? Работает дотемна, или,
подошел прямо сейчас к окну и видит ту же реку. И даже Раису
видит.
Посмеявшись этой нелепой мысли, она внезапно поняла, что
отчаянно устала, хочет есть и кажется, стерла ноги. Не удивительно,
давно не приходилось столько ходить. В общежитие вернулась затемно,
на ужин опоздала, и хорошо, что девочки-соседки оставили
перекусить.
В ту ночь Раиса спала плохо. Вернее сказать, и не спала почти.
Ныли перетруженные ноги, от волнения колотилось сердце, как перед
экзаменами. Или перед свиданием. Она сама бы не сказала, как
точнее. Только закроет глаза, плывут над головой фонари, похожие на
елочные шары. Глядит на кипящий у его ног Тверской бульвар
задумчивый Пушкин, уносятся в тоннели поезда метро.
Утром Раиса еле сумела открыть глаза. Соседки растолкали:
«Вставай, путешественница! Первая лекция — хирургия. Сказали,
настоящий боевой командир читает, военврач. С Финской пришел».
Вот незадача. С первого дня нужно постараться, а Раисе так
хочется спать, аж голова падает. Но закаленная ночными дежурствами
в больнице, она решила, что нарочно не позволит себе клевать носом,
и специально села в первый ряд. На глазах у лектора и в голову не
придет задремать.
А лектор оказался интересен. Голос у него был громкий, четкий,
отлично поставленный, прямо как в театре. Можно и не устраиваться
так близко, его наверняка и на “галерке” не хуже слышно. Раиса
назвала его про себя “профессором”. “Интересно, бывают ли в армии
профессора? А в каком он звании, я не расслышала”. Внешне тоже
очень приметный. Чем-то он на Дзержинского похож. Будь Феликс
Эдмундович такого же саженного росту и в плечах пошире, были бы как
братья. Тоже в возрасте, лет сорока наверное, а глаза молодые -
острые и светлые. Кажется, всех он в аудитории видит, разом и
насквозь. И Раису, которая пытается не казаться слишком сонной,
тоже видит.