Колокола отбили восемь ударов, Санда
встрепенулась и быстро проговорила:
— Ох, совсем засиделась, матушка
осерчает. Спасибо за завтрак, господин Равник. — Она весело
подскочила и чмокнула отца в щёку, после чего состроила глазки
Киллиану и упорхнула вверх по ступеням.
— Стрекоза, — добродушно покачал
головой отец и отпил из кружки ромашкового чаю. Последнее время
вышло напряжённым, иллюминирование пары рукописей затянулось из-за
перебоев с поставками красок, так что Гвида стала заваривать для
него этот успокоительный цветок. Отец морщится — вот как сейчас —
но не перечит заботе.
— Меня беспокоит наш сосед, — сказал
он, когда все разошлись. — Бедняга, совсем захворал.
— Надеюсь, ничего серьёзного? — тут
же сделала я стойку.
— Да, нет, простыл вот и всё. Он же
совсем один остался, некому о старике позаботиться. Да ты не
переживай, дочка. — Он похлопал меня по руке, в глазах под седыми
бровями появилась знакомая печаль. — Всё образуется. — Эти слова,
произнесённые мягким тоном с нотками боли, тоже явно относились не
к соседу. — Ты сходи, проведай старика, вон, пирожков ему
снеси.
Я кивнула — выдавить хоть слово через
вставший в горле ком всё равно бы не вышло. Стул снова заскрипел, я
помогла Гвиде убрать посуду в судомойню, завернула полдюжины
пирожков в расшитую по краям салфетку, да положила в корзинку.
Нести гостинцы просто в руках неприлично, лучше так — набросив
плетёную ручку на сгиб локтя.
И делая вид, будто совершенно не
страшишься всяких-то там болячек.
Утреннее солнце, по-весеннему колкое,
будто не до конца оттаявшее после зимних холодов, пронзило глаза,
заставляя жмуриться. Птичьих трелей не убавилось, несмотря на все
старания городских соколов. Эти труженики каждый день рискуют
жизнью, чтобы защитить нас от угрозы с материка. Деревьев в черте
города немного, да лучше бы и оставшиеся срубили.
Я поднялась по каменным ступенькам
соседского крыльца и постучала в дверь бронзовой колотушкой. Район
здесь зажиточный, благо книжное ремесло позволяет нашей семье
оставаться в пределах внутренних стен города. Безопаснее только в
цитадели и за высокими заборами частных резиденций.
Пока мялась на пороге, ожидая лязга
запора и скрипа дверных петель, услышала знакомый голос:
— Светлого утречка вам, госпожа
Равник.
Я перевела взгляд на молодого
чародея, приподнявшего широкополую, но совершенно не остроконечную
шляпу в приветственной жесте. На губах его играла не менее светлая
улыбка, чем помянутое утречко, а длинная косица, спускающаяся на
левое плечо, свидетельствовал, что о помолвке с родителями Милки он
так и не договорился.