Под скрип ступеней и шелест юбок мы
спустились вниз.
Кухня находилась ниже мастерских и
торгового зала, в полуподвальном этаже. Освещалась парой рассветных
окон, пол мостила крупная плитка, а подвешенная на крючочках медная
посуда всегда сверкала тщательной надраенностью.
Прямо сейчас полутёмное помещение
наполнял самый уютный запах на свете — аромат свежеиспечённых
пирожков. Помню, как в детстве мы с мамой стряпали здесь. Теперь по
кухне хлопочет другая женщина.
— Доброе утро, Гвида, — поздоровалась
я с кухаркой, как раз вынимавшей хлебной лопатой очередную партию
румяных пирожочков из печки.
— И вас с утречком, девоньки, —
радушно улыбнулась она, сгружая выпечку в большую чашу.
Прихватив подолы белыми фартучками,
мы с Сандой принялись помогать с готовкой, и вскоре, под скрип
выдвигаемых стульев, уселись за массивный дубовый стол.
Ступени вновь заскрипели, только на
сей раз по ним спускались гораздо торопливее, так что топот стоял,
будто от стада волов с водопоя.
Первым на кухню ворвался Райф —
молодой парнишка, поступивший к отцу подмастерьем только в середине
зимы и ещё не успевший посадить зрение над скрипторским пюпитром.
За ним появились Арло и Киллиан — коренастый переплётчик и щуплый
рисовальщик. Только эти трое живут при мастерской постоянно, потому
что больше им идти некуда. Остальные только приходят в рабочие
часы, скоро как раз начнут подтягиваться.
Последним в дверях появился мой
младший брат — Блайк. Светло-русые волосы его были как всегда
взъерошены, а височная косица не переплеталась уже несколько дней.
Он выглядел усталым, но довольным.
— Закончил перевод? — сообразила
я.
Он мягко кивнул и полез за пирожком,
за что тут же получил от Гвиды по руке.
— Господин Равник ещё не спустился,
имейте терпение, молодой человек, — наставляла она.
Дверь чёрного хода скрипнула, и вниз
спустился отец.
— О, а вот и вы, господин Равник. —
Гвида выдала ещё более радушную улыбку, чем прежде.
Вот теперь мы приступили к завтраку.
Мужчины обсуждали рабочие вопросы. Подмастерья украдкой флиртовали
с Сандой, получали хмурые взгляды со стороны кухарки и
благодушно-понимающие от отца. Он вообще человек мягкосердечный и
многое нам всем спускает, а после смерти мамы я всё чаще замечаю в
нём апатичное безразличие, прогоняемое лишь очередной инкунабулой,
чудом уцелевшей посреди руин погибшего мира.