Как только я сбрасывала первый звонок, тут же раздавался новый и
в трубке звучало: “Если ещё раз положишь трубку…”
Варианты шантажа менялись в зависимости от моего возраста,
ситуации и её настроения.
“Не получишь игрушку”, “лишу карманных денег”, “выкину твоего
кота из дома”. Последнее она бы никогда не сделала, любила Васяна
безумно, но давить на что-то было необходимо.
А дальше обычно начинался почти бесконечный монолог о том, как я
не права и что нужно срочно предпринять для исправления ситуации.
Желательно начать думать и делать по-другому уже в процессе
разговора.
Сейчас особенно остро чувствуется, насколько мы разные. За своим
опытом она не видит не только моих чувств, но и меня саму. Она
помнит только то, как мы остались вдвоём без какой-либо
поддержки.
Болезненные осколки детства вспышками проносятся перед
глазами.
Работая на рынке продавцом одежды с шести до шести, в минус
двадцать зимой и плюс тридцать пять летом в открытом павильоне,
мама умудрялась ещё шить по ночам.
— Мирок, я дома! — переступая порог и волоком затягивая в
квартиру огромный мешок, кричит мама.
— Подработку взяла. Анжелка с пятого шторы подшить попросила. А
она нам вот! — с этими словами она достаёт из мешка несколько
платьев, свитер, брюки.
— Это же вещи Вероники, — кривлюсь я.
Это дочка той самой с пятого. Учится в параллельном классе. И не
сказать, что мы дружим. Она ещё выдумает каких-нибудь гадких
подробностей про то, как моя мама унижалась ради этих вещей,
расскажет всем, и ей обязательно поверят. Слушать меня никто не
станет. Смеяться будут долго.
— Да, у неё размер побольше твоего. Немного подшить придётся,
зато всё как новенькое! Вероника умеет аккуратно одежду носить!
Ох, эта прекрасная Вероника. Только никто и не догадывается, как
она курит за школой и зачем ходит с парнями в заброшенные теплицы.
Молча разворачиваюсь и ухожу в свою комнату.
— Эй, ты чего? Хоть бы спасибо сказала!
И я ей искренне была благодарна. За то, как она борется за наше
выживание. Не раз слышала, как она плачет по ночам, думая, что
рокот швейной машинки перекрывает всхлипы. Слышала, как она в особо
тяжёлые дни воет, уткнувшись лицом в подушку. Я не могла ей с этим
помочь и поддержать. Просто не умела выражать свои эмоции. Кажется,
я была настолько заморожена, что и чувствовать ничего не могла. Не
только ей было больно.