Помните похожую историю, да? Там тоже
была семья, смерть отца, постоянное “надо денег” и сын, который мог
бы поправить семейное положение. Только вместо Люсонской епархии
мать Франсуа уже присмотрела ему богатую невесту. Да, и хитрого
третьего брата у него не было. Потому что хитрым братом в семье, в
некотором роде, был он сам.
Но там, где мама Ришелье поплакала и
отпустила сынка, мадам дю Трамбле решила идти до конца. Сначала она
рыдала и не пускала. Потом она не давала благословения. Наконец она
его вроде бы дала… но как только радостный сын устремился в
монастырь – выдала финт ушами и прибыла к монастырю с солдатами и с
приказом от высокого начальства вернуть сыночку. А то злые монахи
похитили его с какими-то непонятными целями, а она про это не
знает, и благословения не давала (громкие прочувственные
рыдания).
И – вот тут нужно оценить уровень
убедительности будущего Серого Кардинала. За два часа разговора под
стенами монастыря Франсуа успел не просто убедить мать ему выдать
благословение. Он натурально её обратил, несмотря на то, что она и
так была католичкой. Так что она до конца жизни отличалась
повышенным благочестием и сама жила будто в монастыре.
А Франсуа дю Трабле сделался
капуцином. Теперь ему нельзя было иметь имущества и денег, нужно
было ходить босиком, поститься и умерщвлять плоть. Чем он и
занимался с огромным энтузиазмом – а попутно писал труды о религии,
произносил такие проповеди, что толпами обращал гугенотов, и как-то
тихо-скромно приобрёл за короткое время огромный авторитет как
духовный лидер. Особенно среди аристократов. Потому что вот
остальные монахи – с ними как-то и поговорить не о чем, латынь не
все разумеют. А этот, конечно, босиком и в нечёсанной бороде, зато
знает кучу языков, отличные манеры, ну и вообще – видно, что в
прошлом дворянин.
Одна герцогиня даже попросила дю
Трабле помочь ей с реформой монастырей в окрестностях. А из
соседней епархии как раз приехало ещё одно юное духовное дарование
– епископ Люсонский. В общем, эпохальная встреча состоялась,
Ришелье новым знакомым очень впечатлился. А отец Жозеф попросту
решил, что Ришелье очень подходит на роль “орудия Бога”, а потому
этому орудию нужно всячески помогать.
У друзей был даже конфетно-букетный
период. Или, скорее, каретно-дворцовый. Потому что отец Жозеф
постепенно набирал влияние при дворе как духовный авторитет. И
старательно напоминал про епископа Люсонского всем и каждому. А
епископ Люсонский, когда друг его навещал, встречал его в карете. И
официально, на правах епископа, давал разрешение нарушить обет и
немножечко проехаться, а то сколько можно босиком уже ходить,
честное слово.