Наклёвывалась небольшая поэма с
предсказуемым итогом. За Марильяка просили ВСЕ – даже офицеры
охраны к королю с прошениями бегали. Говорят, флешмоб «Попроси за
бунтовщика» поддержал даже Ришелье – мол, а может, мы этого принца
крови… того? Замаринуем пока, будем вытаскивать, Гастона пугать:
мол, у-у-у-у-у, смотри, чего со сторонником сотворим!
– Голову с плеч! – рубанул ладонью
Людовик, который начал чувствительно относиться к попыткам
свержения себя с престола.
В общем, Монморанси присоединился к
Марильяку и де Бутвилю, которые как раз выясняли на том свете –
зачем они связались с Ришелье.
Гастон же немедленно перешёл во
второе и третье агрегатные состояния, покаялся и отрёкся от всех
сподвижников, согласился на мирный договор, по которому должен был
жить там, где прикажет король, не иметь никаких сношений с Испанией
или королевой-матерью, удалить от себя всех, на кого король косо
посмотрит…
– Да-да, – кивал Месье и делал
невинные щенячьи глазки, – меня, бедного…
обманули-завлекли-настроили, да-да, буду предупреждать короля обо
всех заговорах, если что… а денег не дадите? В смысле, да-да… и они
называли его величество земляным червяком!
Как можно представить, договора Дитя
Франции придерживалось недолго.
– А денег-то не дали, – вздохнул
вскоре Гастон и перешёл опять в первое агрегатное состояние. А за
ним потом закономерно и во второе, и в третье.
Но это мы уже потом расскажем.
Тут надо вспомнить про гастоновский
возраст. Месье был младше своего братика на 7 лет, а потому долгое
время его агрегатные состояния списывали на «молодо-зелено».
Например, на момент заговора де Шале Гастон мог чётко пропеть про
себя «Ах, много, сударь, много – восемна-а-а-адцать!» – так что на
него даже Ришелье не особенно сердился. Мол, ну и что, что он меня
убить хотел – вона, наш добрый король в шестнадцать Кончини завалил
руками свиты, так что ж, может, младшенькому тоже хочется. Ребёнок
здоровый, пробует свои силы, мозг отрастёт со временем, энергию бы
в мирное русло…
Но годы шли, мозг Гастона оставался
того же веса и объёма, отрастали эго и борзота, и метания
французского Митрофанушки (источник обзывательства – «Недоросль»
Фонфизина) стали выглядеть уже не так уж и забавно. Хотя всё равно
местами доставляли кардиналу и королю много забавных минут. Взять
хоть мятеж в Лангедоке и то, что случилось после.