А потом кардинал начал покашливать
кровью и приводить свои дела в порядок. Мы уже знаем, что он добил
Сен-Мара и де Ту и отобрал у Гастона право на регентство. Ещё он
протащил в королевский Совет Мазарини. И промыл королю мозги в
плане «Весь этот фаворитизм жутко мешает работать, так что
заканчивайте уже это дело». И добился ссылки для де Тревиля,
Дэзесара и остальных участников заговора – причём требования
выдвигались в духе «Сослать – и никаких гвоздей». С лёгким душком
шантажа («А если не сошлёте – мои гвардейцы к вам вооруженными
ходить будут, а то вдруг эти ваши друзья меня запыряют!»). Понятное
дело, Людовик всему этого сильно не обрадовался и от министра устал
вдвое против прежнего.
Хотя Ришелье, даже когда слёг,
ухитрился оставаться собой. Король пришёл было немножко потыкать
больного палкой – вдруг он притворяется, что помирает? Но тут
кардинал приоткрыл глаз и ещё раз набил себе цену:
– Я тут у вашего величества отпуск
беру. Но это ничего, у вас тут все враги побеждены, а королевство в
зените славы – как же это утешительно!
Каким-то чудом Людовик после этого не
подскочил с воплем: «It`s alive!» и не задушил доставшего его
министра подушкой. И даже выслушал прощальные советы насчёт: «А
Мазарини вы не потеряйте, где вы такого-то ещё найдёте!» Но зато,
когда вышел, как говорят, с трудом удержался от «цыганочки» с
выходом.
Ришелье тем временем поинтересовался
у врачей – что там и как по прогнозам. Врачи давали прогнозы с
точностью синоптиков: «Скорее всего жизнь, ощущается как смерть,
возможны осадки в виде мучительной агонии». Только мэтр Шико по
старой памяти уточнил:
– Ну, в ближайшие сутки вы либо
помрёте, либо вам полегчает.
– Не знаю, что такое керосин, но дело
им пахнет, – осознал Ришелье и удвоил усилия на подготовку.
Например, он исповедовался, но тоже в своём духе: когда священник
спросил, как там дела с прощением врагов, кардинал выдал, что не
было у него врагов, кроме врагов государства (где-то хором икнули
Шеврез, Гастон, де Тревиль и куча уважаемых людей). Потом он
перетряхнул завещание – в основном всё отходило к Комбалетте, титул
Ришелье переплывал к одному из внучатых племянников, а роскошный
дворец Пале-Кардиналь Ришелье оставил королю (поэтому сейчас дворец
– Пале-Рояль).
Потом к кардиналу наведались всякие
там посланцы Гастона, Анны и немножко даже сам Людовик, все желали
кардиналу быть здоровеньким и даже не приплясывали на
ступеньках.