Лена не понимает. Она делает шаг назад, смотрит вопросительно на
Виктора, будто тот должен принимать все решения в её жизни. Но не
услышав ответа, теряется, взгляд её скользит по потолку, словно бы
трещины на старой штукатурке сложились в знаки судьбы.
– Пойдём, – наконец, говорит, Виктор, и уводит Лапину из
кабинета Кассицкой.
Кассицкая достаёт из косметички зеркальце и тональную основу. В
жизни она почти не пользуется косметикой. Слишком много работы,
чтобы ежедневно наводить марафет. Да и внешний вид без тонны
штукатурки её всегда устраивал. Но в косметичке Лапиной целая
палитра красок. И тени, и разные виды помад, и ещё какие-то штуки,
которыми Вероника никогда не пользовалась.
Она наносит на лицо слой тонального крема, тщательно
размазывает. Синяка почти не видно. Берёт палетку теней и выбирает
цвета. Зелёный, ещё немного синего, оттенить серым. Тени ловят
солнечные лучи, проникающие сквозь жалюзи, красиво поблёскивают, и
так трудно выбрать что-то одно.
Нанесение макияжа успокаивает. Вероника словно рисует себе новое
лицо и новую жизнь, в которой больше не будет скандалов, синяков и
Игоря. Будет только она сама, новая, яркая и, наверное,
счастливая.
* * *
Один, два, три, четыре. Вероника смотрит в пол. Губы её едва
шевелятся. Четыре, пять, шесть… Она считает шаги, подходя к
приёмной прокурора. Ей кажется, что косметика не в состоянии скрыть
лиловый след вчерашней семейной ссоры. Все уже обо всём знают.
Может, даже сочувствуют. Молчаливо жалеют. И от этого почему-то
стыдно. Будто она сама во всём виновата. Игорь часто это повторял.
Сама виновата. Довела.
Вот и теперь Кассицкая не поднимает взгляд на заведующую
канцелярией. Смотрит куда-то в сторону. Но нужно спросить, у себя
ли Серебряков и можно ли войти. Но она не решается.
Дверь в кабинет прокурора сама открывается. Серебряков выходит
ей навстречу. А она бубнит что-то еле слышно вместо
приветствия.
– Ты готова? – спрашивает он.
Она кивает.
– Я в администрацию, – говорит прокурор заведующей канцелярии. –
Иди к машине, – произносит он вполголоса, обращаясь к
Кассицкой.
Она снова кивает. Смотрит в пол, выходит из приёмной, спускается
по лестнице, не глядя на охранника, открывает дверь на улицу и идёт
к своей машине.
– Кассицкая, – голос Серебрякова бьёт будто оплеуха. – На моей
поедем.