Муж оставил ей два миллиона солидов,
чудовищную сумму, которую спрятал у себя ее верный сторонник,
патриарх Пирр. Она почти уже удержала власть, маневрируя между
презирающими ее группировками аристократов, как случилось то, чего
она жаждала всей душой. Умер император Константин III, ее
ненавистный пасынок. Умер от туберкулеза, и именно это стало
началом конца. Перед смертью император конфисковал ее наследство, и
она осталась почти без гроша. Империи нечем было платить своим
воинам. Знать, которую она подкупала этими деньгами, предала ее тут
же, а в народе нарастал гнев и ярость. Весь Константинополь, до
последнего водоноса, был уверен, что это именно она отравила
молодого августа. Они все знали, что он харкает кровью, но все
равно верили в это. А потом она поддержала патриарха Пирра, который
ввел догмат о единой божественной воле, и это еще больше все
запутало. Монофелитство не без оснований считали тяжкой ересью, и
многие епископы отшатнулись от нее. Она держала власть из последних
сил, пока Валентин, командующий войском армян, не поднял восстание.
Голодные воины разграбили Анатолию, собрав там урожай, и пошли на
столицу. Сам Валентин объявил себя защитником Константа, сына
покойного Константина(1). Когда его войска подошли к столице, чернь
восстала...
— Ищи ее! Лови ведьму! — восторженный
рев собственных стражников Мартина слышала, зарывшись в какие-то
тряпки. Ее бросили все, даже самые верные слуги, неприлично
обогатившиеся при ее правлении. Они торговали ее волей, набивая
свои карманы, а вот теперь бросили ее на произвол судьбы.
— Вот она! Сюда все! — восторженно
завизжал какой-то евнух, игнорируя ее умоляющий взгляд. Она
бросилась на колени перед ним, этим ничтожеством, а он лишь
усмехнулся, торжествующе глядя на поверженную владычицу мира.
Удар по лицу сбил ее с ног...
***
Ноябрь на Родосе — это еще не зима.
Снег тут выпадает редко, но в тесной хижине, где трое одетых в
жалкое рубище людей греются только собственным дыханием, было
неимоверно холодно. Мартина смотрела на своих сыновей с каменным
лицом. Она больше не плакала. У нее просто не осталось больше слез.
Ираклону, ее льву, ее гордости и надежде, отрезали нос. Давиду
Тиберию, вдобавок к носу, отсекли его мужское естество. Мартин,
самый младший, умер под ножом палача. Ему повезло, он погиб быстро,
истекая кровью. А она... А она слышала его крики. А потом она
слышала их каждую ночь, когда проживала во сне тот день заново, по
минутам и секундам. Ее малышу не было и десяти.