Вера Денисовна не
лезла в наши с Марком отношения и всегда поддерживала, когда мы ссорились. Я
восхищалась ее стоицизмом, когда умер отец Марка. Она встречала меня и внуков с
улыбкой, несмотря на боль, не жаловалась на одиночество и не выпрашивала внимание.
Излучала свет и становилась опорой, когда для нас наступали нелегкие времена.
Эта святая женщина
приняла Аделину, как родную внучку...
За столько лет она
стала для меня второй мамой.
Мне никак не
удается унять дрожь в теле, когда я думаю о том, что могу лишиться
замечательного человека. Я корю себя, что долго не звонила ей… После разлада с
Марком меня как отрезало. Вера Денисовна не заслужила моей отстраненности и
того, чтобы я в сердцах высказала за подлость Марка. Я хотела успокоиться и
только потом, на холодную голову, обсудить с ней предстоящий с ним развод.
А если мы больше не поговорим?
В широком
больничном холле мне становится зябко. Мерещится, будто в здании температура
значительно ниже, чем снаружи — все потому, что холод исходит не извне, а
рождается внутри, под слоями одежды. Пощипывает иголками кожу, пронизывает до
самых костей, покрывает ледяной коркой шестеренки в мозгу, замедляя ход
мыслей.
Волнение начинает
бесноваться, когда я поднимаюсь в хирургическое отделение. В дальней части
пустого, стерильно-белого коридора выделяется темная, сгорбленная фигура.
Марк сидит на
скамье, поставив локти на колени и пряча лицо в ладонях. Он моментально
реагирует на вмешательство в морозную, ватную тишину, поднимает голову и
выпрямляется.
Его несчастный вид
не резонирует во мне сочувствием.
Я распахиваю
пальто, с вялым энтузиазмом шагаю вдоль кабинетных рядов. Марк отрывается от
скамьи, роняет громкий и судорожный вздох.
— Спасибо, что
приехала.
Я резко отвожу
взгляд от его мученического лица.
— Что с Верой
Денисовной?
— Инфаркт.
Я закрываю глаза,
чувствуя, как на грудь бетонной плитой ложится кручина.
— Ее готовят к
экстренному шунтированию, — с удвоенной подавленностью в голосе добавляет Марк.
Я растираю
собравшиеся морщинки на лбу.
— Когда это
случилось?
— Вечером. Я
заехал к ней после работы… — Марк берется за голову, падает на скамью. — Маме
стало плохо из-за меня. Я обо всем ей рассказал. О нас с тобой, и… — одного его
намека на Аделину достаточно, чтобы я ощетинилась. Марк это быстро подмечает и
в негласном извинении поджимает рот. — Мы сидели за столом. Она вмиг побелела.
Встала, чтобы воды себе налить. Шагу не ступила — взялась за сердце и начала
оседать. Что было дальше, смутно помню. Все как в тумане. У меня от паники ноги
отказывали. Маме еле дышала. Я думал, она не доживет до приезда скорой.